Объекты в зеркале заднего вида

Назавтра г. Калиновски на работу не вышел, поскольку тем же вечером его поколотили. Обошлись, что характерно, не как с пиндосом, а как с человеком — у нас кого попало не бьют, брезгуют. Значит, все-таки надеялись на исправление, может, чисто бессознательно… На заводе и вокруг него все было утыкано камерами, поэтому Роя подстерегли вечером у порога его собственного дома, где камера одна и ей легко отвести глаз. Накинули интеллектуалу на его умную голову кусок упаковочного полиэтилена — и знатно отдубасили, неопасно, зато обидно и поучительно.

Полиция с сожалением признала, что установить нападавших по горячим следам не смогла, но разберется непременно, дело-то серьезное, резонансное, большого начальника побили, из самой Америки. Пападакис объяснил полицейским, что дело совсем не резонансное, и если большой начальник не пойдет на принцип, хорошо бы о нем вообще забыть. Не нужна нам такая реклама, сказал директор.

Директор был слегка обеспокоен — а вдруг русским понравится бить его менеджеров и они начнут этим заниматься без отрыва от производства — и в то же время очень доволен, что пижону и задаваке обломали рога.

Появился Калиновски на заводе только через неделю, и это оказался совсем другой Рой. Он долго прятался в дирекции, а когда начал потихоньку высовываться оттуда, его было просто не узнать. Он стал улыбаться людям — поначалу несмело и неумело, но со временем все увереннее. Научился здороваться, научился разговаривать, ну просто человеком стал. Поговаривали, правда, что он плотно сидит на антидепрессантах, да кому какое дело до этого. Лишь бы не мешал работать.

Через полгода он уже помогал. Через год уже мало кто помнил, что это была когда-то самая зловредная пиндосина в обитаемой Вселенной. И только ветераны изредка хмыкали ему вслед, преисполняясь гордости: вон что звездюли животворящие делают!

Ну и пиндосы, конечно, все до единого знали, как Рой потерял лицо и приобрел взамен новое. И передавали эту народную мудрость из поколения в поколение: не надо быть плохим, надо быть хорошим.

Кен Маклелланд был хорошим от рождения.

Рой Калиновски так и остался плохим.

* * *

Кен понял, что завод — форменное гнилое болото, только когда успел вымазаться в тухлятине по уши. С конвейера это за год не разглядишь, угол зрения не тот. У нас на конвейере первый год вообще весело и даже прикольно, особенно если подберется хорошая команда. Есть куда расти, есть к чему стремиться, ты еще не получил квалификацию С2, с которой начнаются приличные деньги, и не купил свой первый цитрус по льготной цене. Все только начинается. На тебя пока не писали доносов, толком не пиндосили и не доставали эффективностью. С тебя и не спрашивали по полной. Ты еще личинка слесаря-сборщика.

Подожди, всему свое время.

Для Кена это время наступило, когда он надел костюм вместо рабочей куртки. Все вдруг стало очень серьезным. Пришлось делать жесткие выводы из того, что видишь, и принимать крутые решения.

А ведь Кен не только в девушках хронически запутывался, потому что всех любил; он вообще плыл по течению. Джейн была права: у него все получалось легко — правда, она не хотела понять, отчего так. А его несло мутным потоком вместе с тонущими бутылками. Умный парень Кен очень рано достиг того состояния русской нирваны, когда все-все понятно и сама бутылка уже есть сообщение. Он поэтому и из Америки сбежал. Он поэтому меня уговаривал идти на завод.

Я долго плыл по течению и не мог понять, отчего мне так плохо. А ему-то было хорошо.

Пока тоже не стало плохо. Пока он не понял, что застрял на заводе очень надолго и уже потерял слишком много времени. На заводе процветал идиотизм, и шла жестокая конкуренция за звание самого зубастого идиота, и надо было или включаться в нее, или сразу признать свое поражение.

Проигрывать он не умел. Играть не хотел.

В институте Кен выбрал специальность «культура производства», потому что ему понравилась идея эффективности как способа приведения мира в порядок. А еще это была интересная молодая профессия, компания ее фактически сама выдумала. С философией эффективности носились, как с новой религией. В Департамент отбирали самых мозговитых и по-хорошему отмороженных, для кого нет нерешаемых задач. В штаб-квартире «культура» уже проявила тенденцию нагибать всех, до кого дотянется, — и у нее получалось. Если дальше так пойдет, она скрутит всю планету в бублик и сделает ей хорошо. И будет всем счастье, и этого добьется Кен. Есть повод напрячься.

У нас в немытой России, гиблой второсортной стране, «культура» вынужденно занималась нагибанием рабочего класса на рабочем месте, бессмысленными совещаниями, нелепыми внедрениями и просто выла от тоски. Провинциальный завод обязан давать продукцию и не должен выдрючиваться. Поэтому «культуре» оставили полицейские функции, а креативные — заморозили. Весь креатив она тратила на то, чтобы подсидеть друг друга. Победитель уезжал в Америку и там наконец-то мог реально заняться тем, чему учился и что любил: эффективностью.