Когда инструктаж был окончен, Васе сесть не предложили. Но просто так, не обозначив своего мнения, Вася уйти не мог. Он ведь Профсоюз.
— Наконец-то! — воскликнул он. — Я все ждал — ну когда вы этого Малевича отправите заборы расписывать. А вы терпели, терпели…
— А я и не терпел, — сказал кадровик. — Это его пшек офигевший в резерве держал. А я просто ждал. Сейчас пшек собрался израсходовать парня — а мы сработаем на опережение.
— И сами его — в расход! — Вася едва не подпрыгнул от счастья.
Кадровик слегка поморщился.
— Пшек на стенку полезет, — сказал Вася, закатывая глаза в тихом экстазе.
— Я вышел на тропу войны, скоро гробы подорожают, — сообщил кадровик тоном заговорщика. — С этого дня только пшек захочет пустить на дело своего агента — о-па! — а агент вчера уволился. Но ты это… Никому!
— Могила, — заверил Вася и для вящей убедительности провел ребром ладони по горлу.
— Вот и хорошо. А теперь давай, входи в образ. Ты ведь у нас актер настоящий.
— Да ла-адно… — Вася аж зарделся. — Так, любитель…
— Мне виднее, — сказал кадровик строго. — Короче, Станиславский, дуй в столовую и покажи класс. А я бегу к безопасникам и подсматривать буду. Не могу пропустить ни одного твоего спектакля, ты же знаешь. И вот что… Веддинг у нас вообще много воображает, а конкретно эта бригада считает себя очень умной и офигеть какой юморной, если помнишь… Значит, ты ляпни для начала глупость какую-нибудь. Пошлятину такую запузырь, чтобы у них чувство собственного достоинства встало колом. Ты ведь это умеешь как никто. И тогда они тебя слушать будут, как соловья. Но смотри не переиграй. Тонкая работа сегодня у тебя, артист. Никому больше доверить не могу.
— Я ценю это, — сказал Вася проникновенно и вдохновенно: он уже «входил в образ».
Когда за Васей-Профсоюзом закрылась дверь, кадровик спрятал лицо в ладонях и весь затрясся. Раздались сдавленные всхлипы, переходящие в стоны.
Едва отсмеявшись, он представил, как будет плясать от счастья Пападакис, когда Вася ему проболтается, что отдел кадров начинает вышибать с завода любимых клоунов Калиновски, от которых у директора несварение желудка и бытовое пьянство, — и ржал еще полминуты.
Между прочим, так и будет. Только Малахова он удержит на заводе любой ценой. Это ведь его собственный любимый клоун.
Потом кадровик вытер глаза, достал из ящика стола плоскую фляжку виски и сунул ее в карман. Служба безопасности шла навстречу любой его просьбе, и сейчас для него картинку из столовой выведут на самый большой монитор, но поблагодарить-то людей никогда не лишне.
И он отправился смотреть, как я буду глотать наживку.
Знаете, а ведь отличный был спектакль.
Кен приехал на завод ближе к вечеру, чтобы разобраться с Калиновски без лишних свидетелей. Как говорится, фейс ту фейс. На проходной ему будто бы случайно встретился Вася-Профсоюз.
— А вы что, с ребятами своими разминулись? — удивился Вася.
Кен непонимающе уставился на него мутными глазами.
— Ах, вы еще не знаете! — Вася всплеснул руками. — Чемпионы наши, Мишки-С-Веддинга, сегодня уволились оба, какая досада… Да вон они на стоянке! Вон, глядите!.. Кого теперь на конкурс посылать, не представляю. Это безответственно с их стороны, доложу я вам!
Кен обернулся и увидел нас.
Кадровик стоял у окна в своем кабинете и смотрел, как Кен бежит через паркинг к двум красным машинам, рядом с которыми застыли две фигуры.
— Финита ля комедия, — сказал он.
— Ты ведь понимаешь, зачем Маклелланд приехал? — спросил психолог, глядя туда же через его плечо.
— Да. Я был готов к этому, парня встретили. А если что, у охраны был приказ хватать и не пускать.
— Калиновски тебе обязан теперь. Возможно, жизнью.
— Да разве это жизнь у него, — сказал кадровик.
Он подошел к столу и поднял рюмку.
— Вот у кого жизнь — у ребят. Выпьем за то, чтобы они ее не испохабили.
— Они старались, — сказал психолог. — Но куда им с тобой справиться.
— Хватит с меня. Дальше сами.
— Слушай, я только сейчас догадался… А ведь это тебя не Дональд попросил.
— Не понял, — удивился кадровик. — Ты про что?
— Тебя все просили заботиться о детях, — сказал психолог. — И Дональд тоже, конечно. Но когда пришлось выбирать, ты пожертвовал двумя русскими балбесами, которые тебе очень, очень симпатичны…
— Ты просто не знаешь. Их нельзя было выручить. Никак.
— …ради американца.
— Точнее, художника нельзя было спасти, он вылетал однозначно, а второй уходил сам, за компанию.
— Ты ведь его «ведешь». Ты уважаешь Дональда — покажи того из наших, кто не уважает Дональда, это нереально… Но парень тебе совершенно побоку. И при прочих равных ты бы сдал именно его. На свою беду, ты его «ведешь».
— Все сказал, пьянь несчастная? — осведомился кадровик. — Ну почему, почему ты так упорно добиваешься, чтобы я разозлился и выгнал тебя, а?
— Может, потому, что скоро тут долбанет? — задумался психолог. — Вспыхнет от малейшей искры. И профессиональный интерес диктует мне быть рядом с бунтующей толпой, а трусливая задница хочет, чтобы я оказался как можно дальше отсюда.
— Ты останешься со мной, — сказал кадровик. — Будем спасать детей. Их тут еще… много.