– Обурел козел паршивый! – стиснув кулаки, зашипел Петр Иванович, имея в виду господина Елкина. – Мочить педрилу, без вариантов!
– Именно это я и имею в виду, – сказал Платонов. – Но мочить будем грамотно, не оставляя следов. По принципу: нет трупа – нет убийства.
– Ноу проблем, – блеснул знанием английского языка Михайлов. – Мои люди похитят сучару. Завалят да сунут в могилу с двойным дном[38]
.– Что за люди? – поинтересовался хозяин «Пьедестала».
– Ты их знаешь – могильщики Кузя, Фока, Семеныч, Федька Рябой. Не подкачают и не продадут!
– Не продадут, – согласился Платонов. – А могила с двойным дном... У меня несколько иная идея. У тебя есть завязка в крематории?
– Да, Генка Капитан и Сашка Летчик.
– Великолепно, однако с ликвидацией немного обождем. Пусть Сережа успокоится, расслабится. Вообразит, будто я испугался его ментовской крыши.
– Так он к мусорам под крылышко забрался? – презрительно удивился Петр Иванович.
– Ага. К руоповцам. И посему мнит себя особой неприкосновенной, недосягаемой...
– Он, оказывается, не только пидор-сучара-козел, он вдобавок круглый идиот! – рассмеялся Михайлов. – Неужели Елкин воображает, что крыша, тем паче ментовская, защитит его от заказного убийства?[39]
– Дуракам закон не писан, – развел руками Станислав Кириллович.
В дверь постучали.
– Петр Иваныч, Платонов у вас? – донесся из коридора зычный голос конторщицы Екатерины.
– Зачем он тебе? – отозвался директор кладбища.
– Машка Половцева пришла. Вы ж сами вчера велели ее вызвать!
– Я пойду, – поднялся хозяин «Пьедестала», – нужно помочь женщине. Тем более раз обещал!
Мария Половцева – худая, преждевременно состарившаяся от горя женщина, в скромной поношенной одежде и черном траурном платке, ждала на стуле в просторном помещении кладбищенской конторы. В левой от входа стене виднелись два окошечка. Посредине стоял широкий стол. В окошечки родственники усопших обращались для оформления необходимых документов, реже – за справками... За столом заполняли и подписывали бумаги. На улице, прямо у входа, располагалась небольшая выставка стандартных образцов сравнительно недорогих надгробий, ни на одно из них у посетительницы вчера не хватило средств. Половцева недоумевала, что нужно от нее Платонову, о котором вчера взахлеб рассказывала Екатерина. Мария давно убедилась: новые русские ничего не делают даром. Чем же хочет поживиться в уплату за услуги этот, как его, Станислав Кириллович? Квартиру оттяпать? Так нет квартиры! Жалкая комнатушка в коммуналке. В любовницы определить? Глупости! В отличие от многих женщин Мария трезво оценивала свою внешность и понимала, что ни малейшей привлекательностью она не отличается. Фигура – кожа да кости. Лицо – сплошные морщины с выплаканными, обесцветившимися от слез глазами. Или Катька соврала, зло подшутила?.. Она мучилась сомнениями всю бессонную ночь, бесконечно длинное утро (Половцеву пригласили зайти после полудня) и сейчас, в конторе, дожидаясь появления Платонова. Наконец к Марии подбежала запыхавшаяся Екатерина.
– Пойдем, – заговорщически зашептала она, – ждет!
Половцева послушно последовала за соседкой на улицу.
Хозяин фирмы «Пьедестал» оказался грузным седым стариком с одутловатым лицом и ярко-зелеными изумрудными глазами. Верхняя губа Платонова была заклеена свежим пластырем.
– Здравствуйте. Вы Мария Ивановна Половцева? – вежливо наклонив массивную голову, спросил он.
– Да, – еле слышно ответила растерянная женщина.
– Пойдемте, я покажу плиту, из которой собираюсь изготовить памятник вашему сыну.
– Вы, наверное, меня с кем-то спутали! – залепетала Половцева. – Мне совершенно нечем заплатить: ни денег, ни квартиры, ни... ни... приличного тела.
– Дура набитая! – сердито рявкнул старик, но, заметив, что Мария готова разрыдаться, мягко пояснил: – Поймите, Бога ради, от вас мне ровным счетом ничего не нужно. За исключением фотографии сына. Идемте, мое хозяйство тут неподалеку.
«Я сошла с ума и вижу галлюцинации, – думала Половцева, механически следуя за ним. – Но пусть эта галлюцинация продлится как можно дольше!..»
«Хозяйство» Платонова окружал высокий забор с колючей проволокой. Ночью по территории носились злющие матерые кобели, жаждущие разорвать на части какого-нибудь воришку. Им было что охранять. Находящиеся во дворе уже законченные, оригинально выполненные памятники, а также материал стоили бе-шеных денег. Днем собаки сидели на короткой цепи возле утепленных будок. Однако появление незнакомого человека встретили леденящим душу рычанием. Половцева смертельно побледнела.
– Фу! – прикрикнул на собак Станислав Кириллович. – Свои!
Псы дисциплинированно притихли, кося на гостью желтоватыми глазами и как бы говоря: «Раз хозяин велел, мы, конечно, помолчим, но ты, голубушка, все равно у нас на подозрении».
– Не бойтесь, – ободряюще улыбнулся Марии Платонов, – не тронут. Хотя вообще-то псины наикрутейшие. Прямые потомки лагерных овчарок. Специально за щенками в Мордовию ездил.