Обелиск для фуфлыжника

Бывшие зеки, а ныне могильщики Кузя, Фока, Семеныч и Федька Рябой, кряжистые, средних лет мужики с мощными узловатыми руками, быстро явились на зов и почтительно остановились у двери. Платонов (лагерное прозвище Философ) как в заключении, так и на воле пользовался у уголовников немалым авторитетом. Философа в равной степени уважали и боялись. Уважали за честность, справедливость, сильную волю, а боялись... Гм! Со всеми без исключения врагами Платонова неизбежно происходили «несчастные случаи» со смертельным исходом. Кто «повесится», кому железный лом на голову упадет, а один стукач ухитрился провалиться в узкое очко отхожего места (только непонятно, как протиснулся) и захлебнуться в нечистотах. Правда, за мелочи Философ не мстил, прощал, но по-серьезному лучше было его не задевать.

– Присаживайтесь, – радушно пригласил Станислав Кириллович, указывая на стулья. – Уточним детали. – И, дождавшись, пока могильщики рассядутся, спросил: – Петр вам все объяснил? Да? Отлично! Тогда напомню лишь две вещи. Первое: «пассажир» физически крепок, каратист, будьте с ним повнимательнее, и второе, главное: он нужен мне живым, желаю сказать пару слов на прощание... Это все. Рабочий и домашний адреса у вас на руках, телефоны тоже. Приступайте!..

Могильщики деловито вышли из кабинета.

* * *

Весь день Сергей Игнатьевич не покидал квартиры по причине паршивого самочувствия и не менее паршивого настроения. Болела отбитая тяжелым ботинком Снежка почка, трещала ушибленная голова, ныли хоть и зажившие, но вчера растревоженные падением в яму ребра. Сквалыжная елкинская душа ну просто верещала гадким голосом: «Четыреста тысяч долларов! Четыреста тысяч долларов!»

Коммерсант жил исключительно предвкушением скорой лютой расправы с Антоном, Снежком, подлюгой Иволгиным...

– Делиться, видите ли, захотел! – вспоминая Владилена Андреевича, скрипел зубами Елкин. – Работать вместе надоело? Испугался, жирная свинья, поджогов, налетчиков в черных масках! Решил удрать как крыса с тонущего корабля. Думаешь, мне хана? Не-е-е-т, Владиленчик! Это тебе хана, а я выплыву. Я живучий! И тебе, Антоша, каюк! Не попользуешься ты моими баксами. Выкуси! Руоповцы тебя, бандюгу, до смерти затопчут. И Снежка заколбасят. Насчет его я специально попрошу, чтоб помедленнее убивали за дополнительную плату, хе-хе! А мокрице Иволгину собственноручно вафельник расквашу. По поводу же раздела имущества ему менты все доходчиво объяснят. В суд, блин, собрался. Здесь тебе не Аме-рика!..

Около часа дня зазвонил телефон.

– Слушаю, – проворно схватил трубку Сергей Игнатьевич, вообразивший, будто звонят руоповцы, решившие приехать пораньше.

– Алло, это морг? – спросил на другом конце провода незнакомый хрипловатый голос.

– Нет, придурок, квартира! – рявкнул коммерсант и по хамскому своему обыкновению послал незнакомца на «три веселые буквы».

Снова потянулся длинный, заполненный кровожадными мечтаниями день. Наконец наступил долгожданный вечер. Елкин нетерпеливо поглядывал на часы, бормоча: «Где ж их, дармоедов, черти носят? Совсем нюх потеряли. Пожалуй, стоит сократить плату за крышу!» Без двух минут семь в дверь позвонили. Сергей Игнатьевич бегом бросился отворять.

– Приветик! – сатанински улыбнулся с порога Касаткин и, грубо отпихнув хозяина квартиры, прошел вовнутрь. Вслед за начальником протопали остальные – в форме, при оружии, с резиновыми дубинками в руках.

– Обувь снимите! Грязь на дворе, – раздраженно потребовал Елкин, и в ту же секунду капитан Дробижев без предупреждения врезал ему дубинкой в переносицу. Хрустнула кость, из носа хлынула кровь, бывший сэнсей впал в состояние гроги[60].

– В комнату тащите, – словно сквозь вату услышал он короткое распоряжение подполковника. Железные руки подхватили Сергея Игнатьевича под мышки и бесцеремонно поволокли.

«Это сон, – забрезжила в помутненном сознании отчаянная надежда. – Сейчас я проснусь и...»

Тяжелый удар раскрытой ладонью по затылку швырнул коммерсанта лицом на ковер.

– А вот теперь потолкуем, – по-хозяйски усаживаясь в кресло, хохотнул Вениамин Михайлович...

* * *

– Дома, пидор мокрожопый! – позвонив из телефона-автомата на квартиру Елкина, сообщил товарищам Семеныч, главный в компании могильщиков, и, зло сплюнув, добавил: – Представляете, на х... меня послал! Ни с того ни с сего! Во гнида[61]! Неудивительно, что Философ кровушки его возжаждал. Поехали, ребята!

– На хате возьмем или на улице дождемся? – поинтересовался Кузя, самый молодой из присутствующих.

– Разберемся по ситуации, – проворчал Семеныч. – Желательно бы, конечно, на улице, но коли он, козел, не захочет наружу вылезать, придется идти в хату. Философ сказал – сегодня, значит, сегодня и сделаем. При любом раскладе. Подождем до вечера, допустим, до восьми, а там... В общем, грузитесь в тачку, не фига время даром терять...

Могильщики прибыли к жилищу Елкина на серой «Газели», поставили машину напротив подъезда и принялись по очереди наблюдать за выходом. «Козел» упорно «не вылезал». Оскорбленный коммерсантом Семеныч зверел на глазах.