Обелиск на меридиане

— Телефонная станция была построена одновременно с дорогой. Права на ее эксплуатацию полностью соответствуют соглашению о КВЖД и лишь несколько месяцев назад были подтверждены мукденскими властями. Захват станции — это открытый захват части КВЖД. Однако дело представляется мне еще более серьезным.

— Почему?

— Потому что станция не только обслуживает абонентов в Харбине и по всей дороге — она связана международной линией с Хабаровском и Владивостоком, а следовательно, и с Москвой. В Северной Маньчжурии телефонное сообщение имеет особое значение. По существу, это единственный вид срочной связи. Тем более что Харбинская станция — первая автоматическая на всем Дальнем Востоке. Если захват ее рассматривать с военной точки зрения, то это — попытка лишить руководство КВЖД связи. Перед чем? Что последует?

Он выжидающе посмотрел на начальника управления.

Что ж, помощник подтвердил тот вывод, к которому уже раньше пришел сам Павел Иванович.

— Безусловно, захват станции санкционирован Чан Кайши. Мне известно, что в Мукдене и Харбине шьются флаги гоминьдана. Чжан Сюэлян получил согласие Токио на подъем этих флагов. — Оскар снова сделал паузу. Посмотрел на Берзина. — Пора, Павел Иванович.

Начальник управления понял:

— Хорошо… Акклиматизировался он быстро. Пусть перебирается в Харбин. Дитерихс и его ближайшее окружение — вот окончательная и долговременная его цель. Обязательно передай: мы верим, что порученное дело он выполнит успешно.

Когда Оскар вышел, Павел Иванович снял трубку телефона высокочастотной связи; телефон соединял его кабинет напрямую с кабинетом наркомвоенмора и председателя Реввоенсовета.

— Климент Ефремович? Здравствуй. Можешь принять меня по срочному делу?..

Глава девятнадцатая

Утром, когда Антон вошел в затененную шторами прихожую «Лотоса», молодой китаец-привратник низко поклонился и показал в сторону коридора: мол, хозяин просит зайти к нему.

— Центр передал тебе приказ: переехать в Харбин. — Иван Чинаров с сочувствием посмотрел на товарища. — Да, не позавидуешь…

— Чем вызвано? Я должен был обживаться здесь по крайней мере еще полгода.

— События ускоряют бег времени, — философски изрек Иван. — Нападение на генконсульство здесь, захват телефонной станции там… Наркоминдел направил поверенному в делах Китайской республики в Москве поту протеста. Такая же нота передана в Мукден, для вручения Чжан Сюэляну… Наши понимают: действиями налетчиков руководит некто один. Возможно, это приказ извне. А уж без беляков и там не обошлось. Так что собирайся в дорожку. У моей фирмы есть отделение в Харбине. Назначаю своим представителем. А Чжан Сюэлян, думаю, тебе «понравится» — молодой маршал большой гуманист. В газетах на днях писали, что он заказал во Франции несколько гильотин для исполнения смертных приговоров, «руководствуясь гуманными соображениями, так как до сих пор приговоренные к казни умирали в страшных мучениях». Видишь, какой мягкосердечный?

— Действительно, гуманист…

— Щелкоперы преподносят как прогресс. На самом-то деле причина иная. Чжан Сюэлян — правоверный конфуцианец. А по этому учению дух обезглавленного теряет связь с потомками и обречен вечно и неприкаянно бродить в загробном мире. Так что по понятиям нового правителя гильотинировать — значит ужесточить наказание.

— Хорошенькие дела!

— Постарайся, чтобы не отрубили тебе голову или не придушили шелковым шнурком, — посоветовал Иван. — Кстати, уже вызубрил, как называется по-китайски Маньчжурия, иными словами — Три Восточные провинции? Дун-сань-шэн. А главноначальствующий Особым районом этих провинций? Дун-шэн-тэ-бе-цюй-син-чжэн-чжан-гуань. Просто и понятно.

Он добродушно улыбнулся:

— Задержись после окончания рабочего дня. Есть еще одно дело.

Вечером, когда уже совсем стемнело, Чинаров вывел из гаража свой спортивный мышиного цвета «форд», распахнул дверцу:

— Садись.

Нудил декабрьский бесконечный дождь. Не холодно, но зябко, и влажность такая, что белье прилипает к телу.

Машина мчалась по слабо освещенным окраинным улицам концессии. На тротуарах не было ни души. Все или у каминов и электрических рефлекторов, или в автомобилях. Фары высветили лишь одинокого, насквозь мокрого рикшу, везшего коляску с закрытым пологом. Рикша бежал босиком.

Антон поежился. Заметил рекламную тумбу с размокшими, обвисшими объявлениями — она промелькнула уже во второй раз. Значит, Иван кружит по городу. Запутывает следы. Куда они держат путь?.. Чинаров молчал.

Наконец они остановились у ограды палисадника, сплошь обвитой лианами. Иван достал ключ, отворил ворота, въехал, снова затворил. В глубине сада вырисовывалось небольшое строение, неярко светилось одно окно.

По мокрой, едва угадывающейся в темноте дорожке они прошли к крыльцу. Иван несколько раз нажал кнопку звонка. Вспыхнул наружный плафон на крыльце, круглым пятном засветилось смотровое окошечко. Дверь отворилась.

На пороге стоял улыбающийся пожилой китаец в сером халате, с гладко выбритой головой. Он приветствовал Чинарова и его спутника молчаливым низким поклоном.

В прихожей было тепло, пахло цветами.