Обелиск на меридиане

Чан Кайши дернул шнур колокольчика. В дверях в низком поклоне согнулся дворецкий. В его сопровождении Чан поспешил в гардеробную, чтобы сменить одежду — вместо привычного мундира и армейских сапог облачиться в синий сатиновый халат, шаровары с завязками на щиколотках, надеть туфли с войлочными подошвами и загнутыми вверх носками. Предстояло тщательно выполнить церемонию приема. Для встречи каждого гостя, в зависимости от его ранга, существовал свой ритуал, в который можно было внести лишь незначительные изменения — в зависимости от того, какие цели при встрече преследовал хозяин дома. Чан Кайши делал исключение лишь для прибывавших с докладами офицеров: в рабочем кабинете церемонии были сведены до минимума. И то это было не всегда, а лишь со времен нетерпеливого Галина, главного военного советника, «хунданжэня»[5].

Тем более строго нужно соблюсти ритуал сегодня. Чан Кайши многого ждет от этой встречи.

Судя по шорохам, гость уже был препровожден в приемную. Теперь предстояло выдержать паузу: знаком уважения считалась не поспешность хозяина дома, а, наоборот, тщательная его подготовка к встрече высокого посетителя.

Наконец, исчерпав паузу, Чан вышел в соседнюю комнату с почтительной и радостной улыбкой на лице; трижды, полуприсев, будто намереваясь упасть на колени, поклонился, прижав к груди сложенные ладонями руки, а затем, пятясь, как бы проложил гостю дорогу в гостиную.

— Счастлив принять труд твоих почтенных шагов, достоуважаемый старший брат! — снова отвесил он низкий поклон. — Осмелюсь спросить, какое драгоценное имя украшает высокого гостя?

— Нижайший слуга твой носит ничтожное имя Ван, — снисходительно отозвался пришедший.

— Питаю надежды, что твой путь к моему скромному дому, высокий гость, не был труден. Для меня было бы величайшей радостью узнать, глубокочтимый старший брат, каково твое долголетие — тебе пятьдесят и сколько?

— Мой возраст, милостивый старший брат, самый мизерный — всего лишь каких-нибудь сорок пять лет, — ответствовал гость.

— О, твоей милости, старший брат, вполне можно дать на пятнадцать лет больше.

Посетитель скромным кивком принял комплимент.

— Осмелюсь утолить свое безмерное любопытство: сколько у достойного гостя драгоценных наследников?

— У жалкого твоего младшего брата в роду всего три глупых козявки…

Пока вершился этот обязательный, как вдох-выдох, обмен фразами-любезностями, при котором спрашивающий непременно возвеличивал собеседника, а отвечающий уничижал себя, слуги в белых халатах бесшумно вносили и расставляли в гостиной низкие столики, жаровню, чайную утварь. Чан Кайши с почтительностью, даже с подобострастием глядел на гостя и прикидывал: какое положение занимает он в клане «Великого дракона»?.. Манеры Вана, медлительные движения, скромное, однако же дорогое одеяние, длинные ногти на указательном и безымянном пальцах — такие ногти долго холят, сохраняют в специальных драгоценных коробочках-футлярах — все это подтверждало принадлежность его к высшим слоям тайной иерархии. На одутловатом лице гостя красовались большие очки в золотой оправе. Стекла, отражая блики света, делали его взгляд еще более непроницаемым.

Наконец вода в сосуде над жаровней заклокотала.

Чан Кайши, кивком отослав из комнаты слуг, взял обеими ладонями чашку, накрытую блюдцем, и с поклоном поднес гостю. Теперь можно было, завершив ритуал, перейти к делу.

— Я молю ниспослать «Великому» десять тысяч лет жизни, здоровья и процветания, — проговорил Чан Кайши. — Я припадаю к его стопам со словами бесконечной благодарности за благодеяния, оказанные ничтожнейшему из земных червей.

Ван сдвинул блюдце с чашечки и пригубил горячий ароматный напиток:

— «Великий» примет эти слова с похвалой. Я удостоен великой чести передать тебе, генерал, также пожелания десяти тысяч лет жизни и десяти тысяч выдающихся побед.

— Почтительно осмеливаюсь довести до сведения «Великого», что господа промышленники и банкиры передали мне, как и обещали, еще тридцать миллионов долларов для укрепления правопорядка. Из этой суммы я готов любую долю положить к стопам «Великого». Где и когда я смог бы это сделать?

Гость снова мелко отглотнул, посмаковал чай. Напиток был не черный, сладкий, какой пьют на Севере, а зеленый, без сахара, смешанный с лепестками жасмина и роз.

— Твой неразумный младший брат, как всегда, туг на ухо: ты, глубокочтимый генерал, назвал сумму в пятьдесят миллионов долларов?

— Я уверен, что слух высокоуважаемого господина моего сравним со слухом Гуань-ди[6], — закипая злостью, любезно ответил Чан Кайши и тоже отпил глоток. — Пусть небо и земля будут свидетелями: пока мною получено лишь столько, сколько я назвал. Остальные деньги обещаны в будущем. Но пусть свет моей милости, «Великий дракон», знает, что и в будущем ему принадлежит любая доля.