Оберег

— Спасибо, Владимир Святославич, уважил. Пью за процветание земли Русской! — и в единый миг опрокинул в себя огромный ковш, раза в три поболе княжеского.

И потек пир дальше. Владимир, как обычно, с пира быстро ушел, сославшись на какие-то важные княжеские дела. Илья же постепенно добрел, даже шутки уже шутил, и мало кто поперек слово ему вставлять пытался, особливо, после того, как унесли с пира словоохотливого богатыря Фарлафа в полубесчувственном состоянии. Ковша после двадцатого Муромец внезапно резким движением поднял голову, окинул стол ясным взором и спросил:

— А где Добрыня, почему не здесь?!

— Да ведь… в Царьград укатил Добрыня-то… — послышалось с дальнего конца стола. — князь послал…

— Опять в Царьград? С базилевсами разговоры разговаривать?! — все замерли. — Ну, что ж… добро. Драться я сам умею, а ромеев за нос водить — нет. Добро. А Лешак где?

— Да на заставе он, Илюша…

— Лешак на заставе — а я тут с вами лясы точу?! — Илья вскочил, в разбойничьих глазах засверкали молнии. Он примерился уже было перевернуть стол и начать привычный, милый сердцу кабацкий погром, но в последний момент передумал, видать, вспомнил, где находится; с сожалением сделал шаг назад. — Мальчишку этого — и на заставу?!! Без меня?!!! — впрочем, мгновение спустя, могучий богатырь уже встряхнул густыми полуседыми кудрями, и взгляд его очистился. — Веселитесь, ребята! — гаркнул он. — А я к Лешаку поехал.

— На ночь глядя?! — спросил кто-то.

— А какая разница?! — удивился Илья. Окинул палату прощальным взором, кивнул и вышел. Через короткое время со двора послышался его зычный крик: «Коня!» и гулкий топот огромного зверя, богатыря среди всех коней.

— Хоть кто-то еще в наше время совесть не пропил. — чуть слышно пробормотал старый воевода Рудый, обгладывая бедрышко куропатки.

С уходом Ильи пир не прекратился; наоборот, зашумел с новой силой. Многие вздохнули с облегчением и принялись веселиться в полный рост. Вернулся бледный Фарлаф с громадным синяком во все лицо, против обыкновения, не шутил, только мрачно напивался, почти не закусывая.

— Ну что, сегодня обошлось без погрома? — спросил Якуна Кучуг.

— Да, видать, стареет Муромец. — вздохнул ярл. — В молодости, когда Владимир только-только в Киеве сел, Илья как раз воротился из дальних многолетних странствий. И по привычке — в Киев. Хотел и здесь на славу поразмяться, посрамить Ярополкову дружину, да и просто поразвлечься. Приходит он сюда, и давай выхваляться: мол, кто тут самый сильный? Выходи, сейчас проверим, насколько ты хорош? На шум выходит Владимир. «Ты что орешь, народ баламутишь?» — грозно так спрашивает. «А ты кто таков, чтоб мне указывать?» — Илья задирается. «Владимир Святославич, великий князь Русской земли! А ты кто такой, буян?». Ну. Муромец слегка присмирел. «Извини, — говорит, — не знал, что на Руси новый князь. Против тебя я пока что ничего не имею. А звать меня Ильей». «Что ж, Илья-богатырь, — Владимир тогда говорит, — коли нет вражды между нами, добро пожаловать к нам на пир. Поешь-попьешь, с дороги отдохнешь, да и расскажешь нам, что свершил». Илья слез с коня, прошел в терем, сел за стол. Ел-пил за десятерых, но больше отмалчивался. Сам видел, из него порой клещами слова не вытянешь. А князя любопытство разобрало, и он тайком велел гридням подливать Илье самого хмельного меду, какой только найдется. И за час Илья так напился, что мы с тобой, каган, выпив столько, да на двоих, с перепою померли бы.

— Да ну? — не поверил каган.

— Вот так-то.

— И что? Под стол упал батыр?

— Эх, если бы… Помутилось у него в голове, и такое он тут устроил… пятерых насмерть одними кулаками забил, многих покалечил, столы с лавками переломал, да стену разнес в щепы… Ты на терем-то не смотри, это новый уже, старый сгорел давно… Ну, какое-то бревно, видать, по голове его зацепило, протрезвел он малость, да и ушел оттуда, не стал продолжать. Год пропадал где-то, потом приезжал мириться с князем. Уплатил все виры, да еще каких-то даров приволок, говорят; и еще плененного им Соловья-разбойника впридачу… Так что сегодня мы все очень дешево отделались.

— Чудны дела богов!

— Людей, Кучуг, людей! Ну, причем тут боги?

Мила отошла от окна. Слишком свежий ветер дул в это окно, слишком многие думы он навевал, большей частью совершенно шальные. Да еще и эта огромная луна, сводящая с ума, хоть вой на нее по-волчьи… Наверное, правы те волхвы, кто считает, что люди произошли от волков… Нет, на горячую голову большие дела не делаются. А убежать к любимому — это большое дело. Лучше лечь спать… Хотя, какой теперь сон? Она снова села за книгу. Ну-ка, что там дальше случилось с Эдипом-царем?

Заскрипела дверь на несмазаных петлях, Мила обернулась — и обомлела. Вошел отец. За все время пребывания в Киеве она виделась с Владимиром раза три, и то по большей части мельком, да и среди толпы челядинцев да бояр. А тут — один на один.