Оберег из Сычигорья

— Стоп. Вы не сами изготовили зелье для Бадьяра?

— Нет. Я попросил зельевариуса Шороха.

— Сказали зачем?

— Нет, что вы. А он и не спрашивал.

«Плантаж в волнении превращается в дурачка. Не мог Шорох не спросить. Значит, догадался, но не подал виду, — подумал Ратмир. — Теперь понятно, почему подельники выбрали лекаря на роль куклы».

— Вернёмся к отравленным бомбам. Есть версия, как злоумышленник похитил ваши настойки?

— О, благородный Шварц, значит, вы верите, что я невино…

— У нас мало времени! — перебил Ратмир. — Скоро вернутся сторонщики. Думайте, Плантаж, думайте. Кто имеет доступ к завороженным порошкам в вашем доме?

— Никто, кроме меня.

— Дверь в лавку всегда закрыта?

— Да.

— И во двор?

— А зачем? — растерялся лекарь. — Там купленный мною пацан-мастеровой трудится. Да девчонка новенькая. Сама напросилась, по вечерам помои выносит.

— Что за девчонка? Как зовут? Как выглядит? Где живёт?

— Зовут? — нахмурился Плантаж. — Я как-то не спросил… Выглядит? Как все оборванки. А! Вспомнил! Она самогонщица, где-то с окраины.

Ратмир отсидел час, за который лекарь успокоился. Плантаж убедился, что никто не смотрит в их сторону, сторонщики молчат и заняты собой. Выходя из Лихой пяди, Голяшка наметил два пути поиска. Неизвестная девочка-самогонщица, кравшая ингредиенты. И зельевариус Шорох, удивительно не поинтересовавшийся, зачем Плантажу редкое зелье манипуляции.

— Внимание! Внимание! Жители и гости Зелёной долины! Слушайте наказы! — кричал глашатай на судной площади. — По наказу воеводы Гидона Навылет, городские ворота по-прежнему открываются раз в день. Вход строго через ритуал разоблачения, — толпа недовольно зароптала. — Чтобы скрасить скуку любимым подданным, наместник короля барон Бадьяр Широкий назначает на завтрашний день игрища, — люди оживились. — Тропа смерти и собаки!

Жители радостно закричали. Глашатай развернулся на небольшом выступе и поклонился лику короля, изображённому на столбе высотой в четыре этажа. Вместо того, чтобы осторожно спуститься, ловко спрыгнул, пользуясь родовой силой. Несколько стремительных кувырков в воздухе и эффектное приземление. В Сычигорье наступил синий день. Люди с голубыми глазами получили прирост ловкости.

Четыре высоких статуи, разбросанных по городу, служили жителям не только напоминанием о могуществе короля — в баронствах и Стороне стояло множество столбов поменьше — но и местом оглашения наказов барона и властной четвёрки. Залезть по почти голому столбу на мелкий выступ не простая задача, поэтому в глашатаи набирали людей синего рода. В обычные дни они не спеша карабкались, зато в свой день оттягивались по полной. Несколько прыжков вверх, чтобы забраться и один, чтобы спуститься. Громкий голос и отличная память были вторым условием статуса. Грамотность глашатаям запрещали, поэтому наказы запоминали наизусть. Кроме того, они имели право прикоснуться к статуям короля. Великая честь для Сычигорья. Никто не имел право касаться ни короля, ни его статуй.

Утром Тациту Волиусу не пришлось выдумывать оправдания. Книгочей через мальчика-посыльного передал извинения, что не успевает к завтраку, пообещав угостить обедом. К удивлению торгового доверителя, никто не расстроился. Вечером друзья собирались продолжить расследование, но утром синхронно изменили планы. Фелиция блаженила, Ратмир выглядел уставшим, а Люция и вовсе обрадовалась.

— Ох, я так рада, что мы перенесли встречу. По правде сказать, я плохо спала, — девушка стрельнула глазами в пестунью. — Думаю, время до обеда мы проведём у себя. Правда, тётушка?

— Да, милая, можешь поиграть, — ответила Фелиция, продолжая купаться в прошлом.

Таким образом, мужчины получили свободу на всё утро. Тацит не поверил выдумке о плохом сне, но привыкший к одиночеству потерялся в намёках Люции. Он видел, что интерес девушки не пропал, но не мог объяснить, зачем она захотела остаться наедине с пестуньей. Тацит скрытно проследил за выходом из увеселительного дома. Видел, как ушёл Голяшка, но Люция осталась внутри. «Тем лучше, — решил он. — Не пришлось врать, чтобы отлучиться по делам».

На судной площади ожидали Весту. Предстоял очередной суд народницы. Несмотря на перспективную девчонку с куклой, спасённую Ратмиром, Тацит собирался послушать споры. Следы искомого им оберега могли проявиться в сутяжничествах горожан.

— А ну-ка, разошлись! — бороздила дорогу Веста. — Отошли! Дайте пройти. Не напирай, говорю. Эй, стража, кинь в шатуна камнем! Вон стоит у дома.

Стражник синего рода вынул гальку из поясного мешка и через всю площадь резким броском попал шатуну точно в ухо. Родовая сила помогла, мужик охнул и мигом помчался прочь, зная, что легко отделался. Могли выгнать из города за несоблюдение закона. Шатуны на суды не допускались.

— Силия! Опять ты?

Веста Кнут остановилась рядом с худой женщиной с белыми волосами. Та теребила передник, опустив лицо.

— Ну-ка, покажи, — народница схватила подбородок женщины и осмотрела сломанный нос. — Опять? В городе ещё?

— Скоро откроют, может сбежать.