Оберег от испанской страсти

— Бред! — возмутился Аверьянов. — Да, бывает, что у мужа, отца, сестры-брата просят позволения на вмешательство. Но лишь тогда, когда больной без сознания или психически неадекватен. И уж точно не обратятся по такому вопросу к ребенку.

Крис прищурился.

— Откуда школьнице знать такие тонкости? Анюта испугалась за мать, поставила везде, где ей мужик показал, свою подпись. Документ она не читала.

— Дальше можете не объяснять, — остановил рокера Иван, — девочку обманули, подсунули отказ от наследства, деньги уплыли в руки Регины.

Крис кивнул:

— Верно. Мамаша потом стала возводить дом неподалеку от Москвы. Строители поставили коробку, провели коммуникации, а вот на отделке Регина сэкономила. Она наняла одного штукатура, он же маляр, плиточник и все остальное. Мужик Рие, Анне и Кате объяснял, как стены выравнивать, обои клеить.

— С ума сойти, — не поверила Лиза. — И у них получилось?

— Знаете, почему Регине особняк понадобился? — ухмыльнулся Крис. — Она придумала из Васюкина уехать и пансион для «лишних» девочек открыть.

— Это как? — не понял Демон.

— Ты богатый мужик, — пустился в объяснения рокер, — вдовец, у тебя есть ребенок школьного возраста. В доме появляется новая жена, подросток ей хамит. Папаша сдает отпрыска Регине на постоянное проживание, платит не хреновые деньги. Особняк у Ливровой трехэтажный. На первом и втором этажах комнаты воспитанников, прачечная, кладовки, ну и так далее. На самом верху живет хозяйка. В доме разные кухни, санузлы, две гостиные, со второго этажа на третий никому, кроме Регины, не подняться, последний пролет лестницы находится за запертой дверью. Угадайте, у кого единственный ключ есть? Помещение для хозяйки отделывали опытные профессионалы, на себе она не экономила. Остальные комнаты до ума доводили один дядька и детская команда. Добрая воспитательница себе все получше, подороже брала, а детям досталось самое дешевое. Ане, Риа и Кате закутки приготовила по семь метров.

— Меня принимали в дешевой части дома, — пробормотала я, — там чисто, аккуратно, но бедненько. Екатерина до сих пор живет с приемной матерью, но, похоже, затаила большую обиду на Регину. Молодая женщина во время моего посещения находилась на грани истерики, она упрекала свою воспитательницу в жадности, говорила, что у нее в апартаментах шикарная обстановка, хрустальные люстры, занавески из шелка, мебель итальянская, посуда наивысшего качества. А Катя и воспитанницы в бедных интерьерах живут, все у них самое дешевое. Хозяйка меня в свои владения не пригласила, мы беседовали внизу. Но когда я вышла во двор, то обратила внимание, что на окнах первого и второго этажей висят незатейливые занавесочки, а на третьем они другие. Ничего о стоимости штор не скажу, видела их только издали, но, может, Катя права?

— О жадности Регины можно сказки слагать, — фыркнул Крис, — но скаредность ее исключительно на других распространяется. Себя она любит. Аня поняла, что не видать ей музыкального училища. Откроет мамаша пансион, а его надо убирать, еду воспитанникам готовить, стирать белье. Регина никогда прислугу не наймет, девочек пахать заставит. Вот Нюша и решила сбежать от матери. Она давно жила в маленьком домике на участке покойной бабушки. И что она придумала? Прикрепила на дверь записку: «Не мешать, не стучать, не открою. Готовлюсь к экзамену по английскому». Заперла дверь, занавесила окна и уехала в столицу. Она все тщательно рассчитала, знала, что мать отправилась на стройрынок, раньше семи вечера точно не вернется, всегда в это время возвращается, потому что каждый прилавок изучит, где дешевле ищет. Аня рассчитывала в восемнадцать тридцать вернуться. Она побывала в училище, выяснила, что у нее шансов поступить на бюджетное отделение нет, очень расстроилась, в полчетвертого приехала на вокзал… И тут облом! Электричку отменили. Следующая пойдет аж в девять вечера. Нюша на перроне маялась, дома около половины двенадцатого оказалась. Думала, ее хватились. Но нет! Никто девочку не искал.

— Если я в школьном возрасте где-то задерживалась и в двадцать ноль-ноль не возвращалась, мама начинала всех подруг обзванивать, потом бросалась в милицию, — вздохнула Елизавета.