Оберег от нечистой силы

Он еще после того случая в трактире постоялого двора оказывал мне знаки внимания, но ничего, кроме дружбы я ему предложить не могла. И он согласился, что быть добрыми друзьями гораздо лучше, чем постоянно пробовать друг друга на прочность, поэтому я и не опасалась за свою добродетель.

Но дядька Никамор думал по-другому:

— Васька, — нахмурился он, — негоже бабе молодой по чужим мужикам мыкаться. Давай-ка ко мне поехали, а товар свой Микаш завтра заберет. Мы с женой моей Арешкой тебя, как дочь родную, примем. Наша-то выросла уже. В прошлом годе уже внучка старшая замуж вышла.

Я уже знала, что у Никамора было три жены и девять детей, но мор больше двадцати лет назад унес жизни всей его семьи. Выжили только он, одна из его жен и старшая дочь. Она как раз замуж вышла и уехала.

Отказываться от предложения дядьки Никоамора я не стала, и уже через несколько минут мы въехали в просторный двор Никоморовой усадьбы, по-другому назвать этот огромный дом, с большим двором и многочисленными хозяйственными постройками язык бы не повернулся.

Арешка встретила меня насторожено, она обнималась с мужем, широко улыбалась и даже плакала, радуясь его возвращению, но при этом я чувствовала, она не особо рада меня видеть. Собственно, очень не рада.

— Арешка, — пробасил Никамор, когда улеглись первые эмоции от встречи, — это Васька, из купеческих. Овдовела, приехала счастья в столице пытать. Она наша гостья. Поживет, пока не устроится.

Надо было видеть, с каким облегчением выдохнула Арешка, и улыбаться мне стала чуть искренне, а до меня, как до утки на третьи сутки дошло, что она меня восприняла, как будущую вторую жену. Вот и всполошилась, возненавидела заранее. А еще докумекала я наконец-то, что тут вам не там, если бы поехала с Микашем, то в глазах всех стала бы его, как бы это помягче выразится, любовницей. И даже Микаш считал бы так же. Тогда-то стало ясно, от чего уберег меня дядька Никамор.

— Васька, — сияющая от счастья Арешка, обняла и меня тоже, — очень рада привечать тебя в своем доме. Я тебя в комнату дочки нашей поселю, тебе там удобно будет. Пойдем, — взяла она меня за руку, — покажу.

Я пошла, а чего? Устала за день. Помыться хочется, переодеться, поужинать и спать лечь. Завтра с утра дел полно. И надо еще успеть к тому времени, как Макиш мою телегу разгружать начнет, чтоб лишнего не прихватил. Как-то после такого двусмысленного приглашения, которое я чуть не приняла по незнанию, доверия у меня к нему нет.

Как только мы с глаз дядьки Никамора скрылись, как подменили Арешку. Рука до этого мягко лежавшая на моем локте, вдруг стала жесткой и сжалась изо всех сил. А вместо милого голоска из ее рта вырвалось шипение:

— Ты, девка, ежели собралась мужа моего охмурить, имей в виду, я костьми лягу, а ты полбовницей и останешься. Ты не смотри, что Никамор хозяин, в этом доме я хозяйка, и как я скажу, так и будет. Поняла?

— Поняла, — вздохнула я, — не собираюсь я больше замуж, тетка Арешка. Хватит с меня одного раза, — я запнулась. Совсем забыла, что по легенде у меня уже два брака. — и второй помолвки. Все мужики козлы, — добавила я искренне, — и я никого больше близко к себе не подпущу.

Кивнула тетка, ответ мой принимая, и рука на локте расслабилась. Тут мы как раз до комнаты моей дошли. Небольшая, но аккуратная, чистая, а большего мне и не надо.

— Ох, — вздохнула тетка Арешка, закрывая за собой дверь соей спальни, чтобы из коридора на не видно, не слышно было, и всхлипнула, — тяжела наша бабья доля, не повезло тебе, дочка, с мужьями-то.

Я кивнула подтверждая, мол, да, не повезло. А Арешка обняла меня и разрыдалась. Да так проникновенно, что и у меня слезы из глаз полились, а дыхание сиплым стало.

Наревелись мы с теткой Арешкой, о доле несчастной бабьей сетуя, и лучшими подружками стали. Такой близости у меня даже с Иркой не было.

22

На следующее утро Макиш приехал за товаром ни свет, ни заря. Я только глаза продрать и одеться успела, так и выскочила во двор.

— Здорово, — говорю, — Макиш. Что так невесел, голову повесил?

А он и на самом деле хмурый да на весь свет обиженный. Не улыбается даже, хотя всю дорог зубы скалил. На мой вопрос он только плечами пожал и начал с телеги моей в свой возок мешки перегружать.

— Макиш, — остановила я его, — говори, что случилось. Я ведь так не отстану.

— А чего говорить-то теперь, — буркнул мой приятель, — все вчера вечером ясно стало. Старика значит выбрала, да, Васька?! На богатство его позарилась?!

— Дурень! — я с размаху выдала олуху подзатыльник, — мало тебя дядька Никамор воспитывал. Ты с чего же взял-то, что я замуж собираюсь? За тебя ли, за дядьку Никамора ли, или за самого князя?

— Дак, — вздохнул Макиш, — сама же ты говорила, что в столице устроиться хочешь. А где бабе-то устраиваться, как не замужем.

— Лавку я открыть хочу, — рявкнула я, — наелась я семейной жизни, Макиш, так что поперек горла мне каша эта встала. Видеть мужиков не могу. Я купчиха и сама способна лавкой руководить, да с людьми торговать. Зачем мне мужик-то?