Оберег Святого Лазаря

Ей казалось: свет, любовь – это хорошо, естественно, правильно. Но что получается? Ты веришь этому свету, стремишься к нему – а маленький ребенок болеет, суть и плоть этого света, чистая невинная душа… Что же это за любовь, если так больно детям? Впрочем, это все глупые вопросы. Что сделал Бог со своим сыном?.. Смерть Иисуса – искупление грехов людских. Но в чем виновна Мария, мать его? Она же безгрешной была…

Впрочем, оба они с мужем тогда находились в таком состоянии – не до обсуждений и философствований…

Умирала Машенька тяжело.

Боли были настолько мучительные, что даже наркотиками не снимались.

И опять они оба, много раз облегчавшие аналогичные муки, оказались совершенно бессильными, с ума сходили у постели дочери.

– Не могу больше это видеть. Не могу больше думать: «Скорее бы она умерла». Эта агония может длиться еще неделю… – рыдала Евсения.

Напоминать Алексею о том, что можно легко и быстро лишить жизни человека, не было необходимости – он сам прекрасно знал о соответствующих техниках.

Но муж считал: нельзя ими пользоваться, обрывать жизнь человека, даже тяжело страдающего, – это грех.

– Это наш путь, родная. Мы должны по нему пройти. Почему именно по такому – я не понимаю. Но надо принимать все, что Бог дает нам, – говорил он.

Евсения не выдержала.

Через пару дней Машеньке стало так плохо, а сил кричать у нее не было. И невозможно представить ничего ужаснее этих родных любимых глазок, в которых кипит-плавится немая БОЛЬ…

Всего пара минут – и вот душа ребенка уже, наконец, покинула измученное тельце.

Когда все было кончено, Евсения вздохнула с облегчением.

Грех не грех – все равно.

Она не смогла уберечь от болезни – но все-таки муки Машеньки длились хотя бы немного меньше. Это единственное, что в тот момент можно было сделать для девочки…

Алексей все понял. И заплакал:

– Это, конечно, неправильно. Но так надо было сделать. Ты смелее меня, сильнее. А я – слабак и ничтожество!

Слова эти вырвались у мужа в порыве эмоций, в таком горе, страшнее которого нет ничего.

Конечно, никаким слабаком он не был.

Даже в те черные дни похорон и поминок помощь Алексея была огромной.

Если бы не муж – Евсения просто бы с ума сошла.

Решение прекратить мучения Машеньки она считала правильным. Она бы любого, кто стал бы на ее пути в те минуты мук дочери, убила бы, не задумываясь.

Но потом, после смерти дочери, в ее голове зазвучали голоса.

– А ведь дочь могла бы поправиться…

– Ты отступила в последний момент, ты должна была потерпеть еще немного – и сломалась…

– Прерывать жизнь человека – страшный грех, и тебя ждет кара…

На грех и кару Евсении было наплевать. Какая кара может быть после того, как положишь в гроб собственное дитя?

Но мысли о возможности чудесного исцеления не давали покоя.

Иногда так бывает – когда на самом дне безнадежного отчаяния, когда давно утрачена последняя надежда, вдруг все-таки случается чудо.

«У Маши не стало половины внутренних органов, их сожрала болезнь. Восстановление тканей требует времени – а его не было у нас, мы слишком поздно все узнали», – с утра до вечера убеждала Евсения неумолкающие голоса.

Алексей, почувствовав все эти тревоги, просто забрал их себе.

Он умел делать это – очищать, убирать, стирать невыносимо болезненные эмоции.

Во всей душе Евсении стало тихо и спокойно.

Присутствие мужа действовало сильнее любых транквилизаторов.

Алексей просто находился рядом, брал ее за руку – и в душе Евсении наступала тишина.

Никаких голосов, никакой боли…

А ведь казалось – ни дня не будет уже никогда без этого сдавленного дыхания, без спазм в каждой клеточке тела…

Через пару месяцев она даже смогла вспоминать дочь без слез. Вспоминала первый серьезный взгляд своей девочки – в роддоме Маша посмотрела на маму с такой проницательностью, что у той душа ушла в пятки. Еще вспоминались первые слова дочки – пока трудно угадываемые, но такие прекрасные; и как здорово было просто идти по улице и чувствовать маленькую ручонку в своей ладони.

После рождения Маши беременность больше не наступала, хотя Евсения с Алексеем не использовали никаких средств контрацепции.

– Нам нужен еще один ребенок, – говорила Евсения, обнимая мужа. – Из смерти Маши мы уже сделали выводы. Теперь с малыша глаз не спустим.

– Ты права, – соглашался муж. – Наверное, мы слишком много работали. Это моя вина – я старался помочь как можно большему количеству людей и мало внимания уделял Маше. Теперь все будет иначе.

И все стало иначе.

Настолько иначе – что и представить невозможно.

После смерти Маши Евсении казалось: ничего трагичнее с ней произойти уже не может. Она до дна выпила чашу горьких страданий. Но оказалось – та чаша бездонна, и нет еще ни конца ни края мучениям.

Ее муж, ее бог, ее сильная и светлая половина – он тоже предал Евсению…

В тот день, когда все случилось, ей было неспокойно.

– Алексей, не надо никуда ехать. Останься дома, тревожно мне, – говорила Евсения, с необъяснимым страхом наблюдая за сборами мужа.

– Да нам столько всего купить нужно – и хлеб закончился, риса и сахара тоже нет! А еще я на строительный рынок хочу заехать, пила моя старая проржавела.