Оберег волхвов

— А когда ты нам понадобишься, девка, мы тебя отсюда быстро достанем, — заявил Биндюк. — Или ты думаешь, что для меня эта дверь — преграда? Да я ее вышибу одной ногой.

Анна почувствовала себя в ловушке. Здесь ей не помогут крики, слезы, стук в дверь или выбитое окошко. Никто не придет на помощь. Наверное, Офимью тоже заперли, чтобы она не могла выбежать во двор и предупредить Никиту. Да и чем поможет старый конюх, окруженный холопами Завиды?

Оставалось только ждать утра и молиться. Ночь прошла почти без сна. Лишь минутами Анна забывалась в полудреме, но тут же вскакивала от кошмарных видений.

Наутро случилось то, чего она более всего боялась: Завида в присутствии торжествующей Бериславы объявила падчерице, что не выпустит ее из дому до тех пор, пока не выдаст замуж за Биндюка. Он стоял рядом и довольно улыбался. Во взгляде его маленьких, близко посаженных глаз Анна с ужасом прочла вожделение. Как птица, пойманная в клетку, она заметалась, стала кричать:

— Это же безбожное надругательство! Вы не можете выдать меня насильно! Я пожалуюсь митрополиту и князю Мономаху! Вас еще будут судить за такое беззаконие!

— Мы законов не читали, — усмехнулась Завида, — но знаем, что родители властны над детьми. А я ведь для тебя вместо матери, — вот и выдам замуж по своему разумению.

Какая ты мне мать, ведьма, злодейка! — в ярости кинулась вперед Анна, но тут же была удержана и беспомощно повисла на руках у дюжих холопок.

Девушка поняла, что положение ее безвыходно, и ухватилась за последнее средство:

— Скажи, Завида, ну зачем я тебе и Биндюку? Вам ведь не я нужна, а мое наследство. Никто, кроме меня, не знает, где оно спрятано. Если вы отпустите меня с миром, я вам расскажу. А иначе буду молчать, что бы вы со мной ни делали.

— Ну что ж… — Завида переглянулась с дочерью и Биндюком. — Пожалуй, мы согласны. Даю слово. Отпустите ее, — велела она холопкам. — А теперь успокойся и все расскажи толком.

Анна, путаясь от страха и волнения, подробно описала место в Билгородском монастыре, где мать Евдокия спрятала ларец с золотыми монетами.

Берислава захлопала в ладоши и тут же кинулась к Биндюку и Глебу:

— Что же вы стоите, собирайтесь в дорогу, в Билгород!

— Погоди, успеется, — остановила ее мать.

Биндюк подошел к Анне и, обхватив ее своими лапами, довольно прорычал:

— Богатое приданое у моей невесты.

Анна похолодела от ужаса, сообразив, что ее обманули.

— Подлые, подлые!.. — крикнула она в отчаянии, пытаясь освободиться от объятий Биндюка. — Ты ведь дала мне слово, Завида! Тебя Бог накажет за такое вероломство!

— Бог? — мачеха насмешливо подняла бровь. — Ты же знаешь, что у нас с тобой разные боги.

— Будь ты проклята, ведьма!

— Проклятие — оружие слабых, — изрекла Завида и, взяв Биндюка за плечо, отвела его от Анны. — Не лапай ее заранее, еще сломаешь.

— Ты сделала слабым моего отца, но у меня пока есть силы! — крикнула Анна. — Клянусь, я заставлю тебя держать ответ! Ты забрала все имущество нашей семьи, теперь добралась и до матушкиного наследства. Так нет же, вам с дочерью и этого мало! Вам обязательно надо еще и меня растоптать! Послушай, Завида! Если не хочешь окончательно загубить свою душу, отпусти меня с миром!

— Чтобы ты пожаловалась князю Мономаху или еще кому-нибудь? Нет, милая, отсюда ты выйдешь только после венчания. Когда все будет сделано по закону, Биндюк станет твоим хозяином, и никуда ты от него не денешься.

— Но ведь грешно справлять свадьбу в Великий пост! — привела Анна последний довод, однако мачеху это только рассмешило. Девушка в отчаянии огляделась вокруг, пытаясь найти хотя бы один сочувствующий взгляд. За спинами Бериславы и Биндюка она заметила хмурого Глеба, стоявшего с опущенной головой. Даже он показался ей в эту минуту лучше других, и Анна воскликнула:

— Глеб, прошу тебя, помоги! Ведь ты же все-таки князь! Ты христианин, а не поганый язычник! Не можешь ты быть таким же низким, как они! Ведь за что-то все-таки Надежда тебя любила, не за одну же красоту!

Глеб непроизвольно рванулся вперед, но тут же был отодвинут рукой Биндюка. А Берислава при упоминании о Надежде подскочила к Анне и влепила ей пощечину. Анна замахнулась в ответ, но холопки тут же схватили ее с двух сторон. Девушка кричала и билась в отчаянии, и тогда Завида, обозвав ее бесноватой, велела дать падчерице заранее приготовленное питье. Холопки повалили Анну на лавку, насильно влили ей в рот какой-то напиток и не отпускали ее, пока не затихла.

Дальше для Анны все происходило как в тумане. Ее во что- то одевали, чем-то насильно кормили, куда-то вели. Голоса людей слышались ей тихо, словно издалека, разговоры были непонятны. Ее ничто не тревожило, не пугало, не волновало. Даже оказавшись под темными в этот поздний час сводами церкви рядом с толстым краснолицым священником отцом Барухом — давним приятелем Завиды, Анна не удивилась и не насторожилась. Мысли в ее голове ворочались так медленно и тяжело, что окружающее казалось ей тягучим сном.