Обернись моим счастьем

Уже под утро он понял, что не спал и эту ночь. Помимо текущих проблем, активизировались похитители артефакторов. Как… некстати! Сразу несколько вопиющих случаев — по тревоге были подняты все подразделения, что были не заняты проблемой изоляции зараженных, а таких оставалось не много. Ральф со своими волками, не смотря на занятость, отправился помогать новому главе отдела — все-таки эту кухню они знали намного лучше кого бы то ни было.

А потом, когда лев наконец завалился в свой особняк, мечтая даже не о том, чтобы выспаться — роскошь непозволительная — но хотя бы поменять рубашку, слуга встретил его известием о том, что в гостиной герцога ожидают.

— Кто? — удивился Ральф, посмотрев в окно.

Начинало светать. На каменном выступе декоративного карниза пел свою песню серенадник. Серенадник синехвостый — вот как эту пигалицу зовут. Вспомнил! Его дядя очень любил птиц. Серенадник в брачный период поет сутками. И только для одной пичужки. Избранной. Он поет сутками, и никогда после не расстается со своей парой, а если возлюбленная умирает — он поет без сна и пищи, не переставая, до последнего вздоха. Дядя Редд Арктур переехать в королевство артефакторов не пожелал. Окончательно родственник исчез из виду лет пять назад — уехал с какой-то орнитологической экспедицией в качестве охраны. Еще пару лет после этого Ральф получал от дяди открытки, а потом…

Надо будет его разыскать.

Птичка пела, надрываясь, сверкая синими перышками в рассветных лучах, когда герцог понял что слуга уже довольно долго, но безуспешно пытается завладеть вниманием хозяина дома.

— Конечно, если вы не готовы принять, я попрошу нашего гостя удалиться, может быть, вы предложите более удобное для визита время? Видите ли, молодой человек настаивает в некотором роде…

— А? — Ральф очнулся и оторвался, наконец, от синехвостого певца. — Что?

— Молодой мастер Марлоу…

— Что — молодой Марлоу?

— Ждет, ваша свет…

— Где? Почему сразу не доложили?

— Но… я…

Оттолкнув слугу (грубо получилось — надо будет увеличить бедняге жалование), герцог ворвался в гостиную. В кресле дремал мальчишка, бледный, с заострившимися чертами лица. Ральф подлетел к нему, вытащил из кресла, стал тормошить.

— Что?! Что случилось?

Парень распахнул зеленые глаза. Зевнул. Посмотрел на герцога. Серьезно, без страха.

— Мне приснился сон. Странный. И я… Я подумал — может быть, это важно. Герцог Арктур, мы можем поговорить?

Алекс

Герцог Арктур смотрел на нее долго. Строго смотрел. Недовольно. Прямо в глаза.

— Кофе? — наконец предложил лев и, не дожидаясь ответа, позвонил в колокольчик.

Резкий звук колокольчика заставил подпрыгнуть. Оборотень хмурился, а Алекс уже ругала себя. Ну, вот что? Что на нее нашло? Приснился странный сон, и она понеслась к главе службы безопасности королевства. Ранним утром. В его дом! К человеку, который до сих пор обвиняет ее отца в измене.

Первой мыслью было пролепетать извинения и ретироваться, но тут она снова вспомнила все, что снилось этой ночью. Песок. Алое солнце садится за горизонт. Теплый ветер. Тонкие, прозрачные крылышки ярко-синего существа щекочут ладони. И голос:

— Помоги! Ральф…

Ральф! Эта…синяя (бабочка?) назвала имя оборотня. Это важно! А вдруг это и вправду очень, очень важно? Пусть герцог Арктур думает о ней что угодно. Пусть сердится, рычит, пусть выгонит, но она должна! Должна ему все рассказать.

— Алекс Марлоу! Вы слышите меня?

— Я? А… да…

— Пойдемте, — лев тяжело вздохнул и посмотрел на нее уже не столько гневно, сколько обреченно. — Пойдемте в мой кабинет. Нам принесут кофе, бутерброды, и мы поговорим. Я надеюсь, вы в состоянии разговаривать? Вы ведь ради этого ворвались в мой дом ни свет ни заря?

— Простите… Герцог Арктур, простите меня за столь ранний и неожиданный визит, но… Мне действительно нужно с вами поговорить.

— Ну… — лев улыбнулся, и его лицо вдруг стало таким… милым? — Это я уже понял. Итак, юный Марлоу — прошу!

Хозяин дома с шутливым полупоклоном распахнул дверь, и Алекс невольно залюбовалась. Бледное, измученное бессонными ночами лицо. Под глазами залегли глубокие тени, волосы слегка растрепались. Плавные, мягкие движения. Какой он… красивый. Особенно когда так искренне улыбается.

Принесли кофе, свежий хлеб, масло и холодную говядину. Их глаза синхронно сверкнули, они переглянулись и, не сговариваясь, набросились на еду!

— Я… ммммм… Алекс! Я слуфаю ваф офень внимафельно!

— Видифе ли… Гефцог…ммм… Дело ф том, фто….

— Ха-ха-ха-ха-ха…. Алекс! Давайте все же дожуем, хорошо?

— Да… простите.

Они посмеялись, напряжение спало, и Алекс выложила оборотню все, что могла. После долгого, мучительного молчания лев, наконец, заговорил:

— При всем моем уважении к вашим талантам на ниве артефакторики, Марлоу… Вам приснился сон. Нечто… Э-э-э-э-э…. Нечто крылатое и синее в пустыне, в лучах кровавого заката. Я верно излагаю?

Алекс чувствовала, как горят щеки. От обиды. От стыда. Этот… лев, он… Да он просто смеется над ней! Не верит. Зря. Зря она пришла сюда, зря попыталась довериться.