Обернись моим счастьем

— Я слышал, такие миры есть, — задумчиво проговорил оборотень.

— Я знаю, что они есть. Я там был, — ответил артефактор.

Они замолчали и уставились в окно, любуясь теплыми красками заката.

— Вы… не можете пробраться к ней, Ральф? — тихо спросил Марлоу у оборотня.

— Нет. Льярра меня не пускает.

— А если она не вернется? Отправится, скажем, искать мир, где она сможет быть собой? Женщиной? Артефактором…

— Отправлюсь ее искать, — оборотень сжал в кулаке салфетку.

— Ну, найдешь ты ее, — пискнула сильфа, неожиданно возникнув между ними. — И что? Будешь снова в рамки загонять, счастливую герцогиню из нее делать?

— Рикки! — обрадовался Ральф.

Герра не появлялась уже несколько дней. Злилась. Поэтому визит сильфы его величества… хоть что-то! Подругу послала Герра — иначе и быть не могло, а это значит, рано или поздно синий таракан его простит!

— Добрый вечер, — поклонился сильфе Питер.

— Добрый? — фыркнула Рикки. — Это у вас он добрый! Сидят, пьют вино! А девочка там одна! Одна в целом мире!

Мужчины переглянулись и сникли.

— Хотела бы сказать, что скучает, но… Бе-бе-бе! Не скажу. Не заслужили!

— Как мне туда попасть? — спросил Ральф.

— Не знаю. Тебе — не знаю.

Алекс

Закаты в Льярре… Прекрасные, упоительные. Они восстанавливают силы, околдовывают, шепчут удивительные сказки и навевают цветные сны. Каждый вечер я забиралась куда-нибудь повыше, усаживалась на песок и, скрестив ноги, замирала, наблюдая за буйством красок пылающего горизонта.

Потом приступала к корзинке госпожи Клай. Льярра не пускала никого по моей просьбе, но она не запрещала уходить мне самой, куда и когда захочу. Ночью я пробиралась к себе в лабораторию. Думаю, отец знал. Знал, но не смел мне мешать. Понимал, что мне нужно время, и я была ему за это благодарна. Ему и всем остальным. А мадам Клай… Белая медведица пекла булочки с корицей, варила кофе, складывала все это в корзинку и оставляла в лаборатории с надеждой, что я заберу. А по ночам, наверное, просила звезды дать мне сил…

Сил и мудрости разобраться в себе. Вообще, это было странное самоизгнание. Странное, но прекрасное! С едой от медведя-оборотня и любимой лабораторией.

Днем я львицей носилась по новой Вселенной, пока не устану, потом спала, а остаток ночи до раннего рассвета сидела в лаборатории. Меня волновал вопрос, связанный с личинами, скрывающими запах зельями и прочими радостями, маскирующими истинную сущность.

Я хотела создать артефакт. Кристалл, позволяющий стереть чары и видеть, кто перед тобой — хватит сюрпризов! Подумать только, рядом со мной всю жизнь были оборотни — белая медведица и серый пес, а я… ничего не знала, не знала, что я — лев! И это не считая того, что много лет в королевстве хозяйничали метаморфы, которых никто не мог разоблачить. Даже отец. Так что на загадках и сюрпризах пора ставить крест!

Герра надо мной смеялась. По ее мнению, оборотень-лев и так знает, кто перед ним.

— На кончике носа и в сердце! — поучала синяя бабочка, кувыркаясь в горячем воздухе Льярры. — Надо лишь научиться замечать в этом мире не только себя.

Я кивала, не споря, и упорно искала ответы. Удивительные существа — сильфы. Мудрые, загадочные, по-детски непосредственные создания.

— Какой упрямый львенок, — с восторгом говорила Герра Рикки, что тоже часто прилетала меня проведать.

Сильфам нигде не было преград! Они светились все ярче, подобно тому, как с каждым днем все прекраснее становились закаты. Мир Льярры оживал, с каждым часом становясь плотнее и реальнее. Сильфы воспитывали крошку Рагги, моего маленького сильфа. Он так радовался, когда у него получалось! Преподавательницы его были строги, но справедливы. Я им не мешала, я просто любила их всех, позволяя спать у себя на загривке и за ушами. Ночи в Льярре прохладны, а утром, если посильнее тряхнуть головой — они разлетаются во все стороны с диким визгом! Это так весело, не понимаю, почему Ральф этого не любил?

Ральф…

Он появлялся во сне, мой лев. Он звал меня. Беззвучно. Терпеливо. Умолял о прощении. Не рычал, не пытался спорить, — просто ждал, и сердце мое разрывалось от боли и тоски.

Да. Я злилась. Порой хотелось его растерзать! За то, что дал почувствовать себя любимой, желанной, а потом взял, и все разрушил.

Я просыпалась в слезах. Умывалась и шла радоваться миру и радовать его собой. Конечно, я понимала, что всю жизнь не проживешь отшельницей в Льярре. Но даже спустя несколько дней одиночества я так ничего и не решила. Любовалась рассветами, душой-соломинкой пила закаты, и каждый день говорила себе: завтра.

Золото оттенка львиной гривы залило небо, даже облака уплыли, не смея нарушать такую красоту! Розоватые, багрово-красные, они столпились кучкой, там, где горизонт сливался с песчаными холмами, и тихонько молчали вместе со мной. Наверное, тоже о чем-то думали. Интересно, о чем думают облака на закате?

— Алекс, — ладонь защекотало, я раскрыла ее и увидела сильф — Герра и Герр.

— Что-то случилось? — очнулась я, оторвав взгляд от пылающего неба. — Ариадна?