Оберон - 24 Школа и другие неприятности

- Ну вот, Тошка, а ты сомневался! Ты проведёшь в каждом классе не больше года, восстановишь знания, даже обгонишь Алию, через семь лет догонишь Мая, как и планировал. Алии ещё три года сидеть в четвёртом классе придётся!

- Не верится мне, что за год я смогу осилить десятилетнюю программу, - сказал я, уже облегчённо улыбаясь, - я даже читаю по слогам, а писать, так вообще не могу.

- Ты же написал всё это?

- Это я так, по памяти, – махнул я рукой.

Зашла Алия, хотела что-то сказать, но увидев меня, сидящего на коленях у Кати и радостно улыбающегося, закрыла рот и вышла.

- Что это было? – удивилась Катя. Потом опомнилась: - Пойдём на ужин. Умыться не забудь! – засмеялась она. Я посмеялся вместе с ней.

На ужин я пришёл уже в приподнятом настроении, его мне не испортил даже постный Алькин вид.

Ужин был просто обалденный, нежный гуляш с пюре, компот, фрукты на выбор. Я кушал ананас, поглядывая на Катю.

- Кать, помнишь, как ты мне компот из ананасов приготовила? – с улыбкой спросил я.

- Когда? – удивилась Катя.

- Когда нам было по тринадцать лет.

- На Станции, что ли? – поразилась Катя, - Забыла, совсем забыла. А сейчас…, у Кати перехватило дыхание, она усилием воли справилась с собой, а я замолчал, с удивлением глядя на Катю: почему это она так разволновалась? Там ведь было так хорошо! Интересно, осталась стоять на полке Хранительница очага?

Мы так и не решились сходить на станцию, когда отдыхали в своём домике у моря.

… Алька совсем переехала в мою комнату. На все уговоры Кати она отвечала, что ей с Маем неинтересно она хочет по вечерам со мной беседовать.

То, что здесь стояла одна кровать, нас мало беспокоило: кровать довольно широкая и места нам хватало, мы даже не толкались.

- Ты что ли забыла, Катя, как мы спали на одной кровати на Станции? – вспоминал я, - нам было по тринадцать лет, а сейчас нам с Алькой по десять!

Да, всё же скатился я до десяти лет. Уже ниже Мая стал, чуть выше Алии, но она, наверняка перерастёт меня через год, наш год. Хоть и говорила Катя, что внутренние часы у меня замедлили ход, время тянулось страшно медленно, к тому же я не рос, а наоборот. Интересно, как это происходило? У меня ведь аппетит волчий, должен расти, как на дрожжах. Оказывается, есть такой выверт во времени, когда организм стремится к своему истинному значению. Вот только кто задал этот процесс? И зачем было сначала растить до двенадцати, потом наоборот?

Может, чтобы мне не стыдно было в первом классе сидеть?

Но это я сейчас задумался, а тогда некогда было, мы наслаждались свободой, морем, скачками на лошадях по степи. Алька не пускала меня на стойбище, разрешила приехать Дэну, Юлику, который уже больше Дэна стал, а о девчонках, даже Кэти, даже речи не было. Она меня к Кате ревновала страшно, стояла под дверями ванной, когда Катя меня купала. В другой раз Катя отказалась, сказав, чтобы Алька сама меня мыла.

Но Альку я стеснялся, пришлось мыться самому. И не скажешь ничего, если не хочешь испортить себе праздник!

Зато можно было упражняться с ребятами Тоника.

Эта непоседливая малышня, нашего с Алькой возраста, были, правда, и Мая одногодки, устраивала замечательные гонки, стрельбу на скаку, джигитовку, не давали они нам скучать.

Мы устраивали борьбу, в которой Алька не уступала нам.

На нашу шумную толпу со снисходительным видом смотрел наш наставник и старший товарищ, Тоник.

Мы добирались до пресного озера с песчаным дном и пляжем, купались там.

Юные жители степей, конечно, не знали, что такое нижнее бельё, и с удивлением смотрели на наши с Алией купальные костюмы. Они даже трогали их, удивляясь, что это, и зачем нужно в воде.

Альке очень понравились хвостики ребят, она так и норовила подёргать за них. Ребята девочке позволяли всё, даже притворялись, что им приятно, хотя я знал, что это для них довольно чувствительное место.

Мы с Алькой ловили рыбу на скалах, в море, потом пытались пожарить её на костре, затребовав сковородку и масло. Масло вспыхнуло в сковороде, получилось какое-то то ли индийское, то ли китайское блюдо. Но ничего, ели и нахваливали.

На другой день варили уху, снова наловив рыбы. Я даже пытался петь. Голос у меня был неплохой, мальчишеский, вот только не умел я петь. Поэтому пел Май. Но песни он пел всё больше грустные, с той планеты, откуда мы его забрали, там, где шла война.

Приезжал Дэн, но на ночь ни разу не остался, грустно глядя на меня. Правда, днём мы оставались без пригляда, они куда-то исчезали с Катей, но вечером он мчался к своей Кэти, которая взяла его в ежовые рукавицы и вертела им и обоими племенами, как хотела.

Хотя, по словам Дэна, её управление пошло на пользу всем. Тоник больше не сердился на неё, согласился стать многоженцем, но постоянно с ним жила только Тонкая Веточка. Моя дочка уже бегала с другими детками, в том числе и с остальным моим выводком. Скоро они будут моими ровесниками, потом старше…

Но мне не было грустно, я во всю радовался детским играм, тело требовало вечного движения, бегать с утра до вечера, плавать в море, наперегонки, бороться на песке.