Обесчещенная

Обвиняемых ввели в зал суда в наручниках. Четырнадцать мужчин, среди них Рамзан. Девятерым вменялось в вину то, что они держали под прицелом моего отца и не давали ему уйти. Фаиз и четверо других привлекались за изнасилование. До сих пор ни одного мужчину, даже преступника, не наказывали за месть или преступление во имя чести. Они не верили в это и полагали, что выйдут из суда оправданными. Фаиз и другие не говорили сами, вместо них выступал их адвокат. Я нашла их менее заносчивыми, чем обычно, и мне не было страшно встретиться с ними лицом к лицу. Вчерашние волки превратились в ягнят, по крайней мере внешне. Они не хвастались больше, как тогда, после своего злодеяния, больше не выставляли его как цену за их фамильную «честь».

Как всегда, на рассвете, перед тем как пойти в суд, я молилась. Я верила в справедливость Господа, может быть, даже больше, чем в людскую справедливость. И я была фаталисткой.

Четырнадцать мужчин клана мастои перед женщиной низшей касты — такого еще никто не видал. Но с ними был целый отряд адвокатов, девять человек. У меня их было трое, среди которых один очень молодой, а другой — женщина.

Главный противник, адвокат защиты, был красноречив, он завладел вниманием аудитории и беспрестанно обзывал меня лгуньей, говорил, что я все выдумала.

Кроме всего прочего, я была разведенной, что ставило меня на низшую ступень среди уважаемых женщин, как они считали. Я даже задавала себе вопрос, не это ли обстоятельство было причиной, которая привела к тому, что выбор пал на Мухтар Биби, чтобы просить так называемое прощение. Я никогда не узнаю об этом.

Они утверждали, что предлагали обмен женщинами — Сальму для Шаккура, и Мухтар для мужчины их клана. По их словам, мой отец, дядя и посредник, ведший переговоры — Рамзан, — отказались. Но было как раз наоборот: тот самый Рамзан предложил отдать меня, чтобы они совершили надо мной насилие, которое примирит обе стороны. Мой отец отверг это.

Этот Рамзан казался мне все более подозрительным. Роль, которую он играл в деле, была неясной. Во всяком случае, по их словам, я все налгала с начала до конца. Ничего не произошло, никто не совершил зина-билъ-джабар[2] над старшей дочерью Гулам Фарид Дката, моего отца.

Защита старалась заставить меня доказывать насилие — то, что я должна была бы сделать по исламским законам. Такое доказательство можно представить двумя способами. Либо полное признание одного или нескольких обвиняемых перед судом — чего никогда не бывает, — либо показания четырех взрослых мусульман, уважаемых за соблюдение религиозных правил, которых суд сочтет достаточно благонадежными.

Но поскольку я находилась в специальном суде, судьба выбрала меня, чтобы указать путь правосудию. Если суд будет справедливым, это и будет моим отмщением. Я больше не испытывала страха перед закованными в наручники людьми с блуждающими глазами. Я спокойно и хладнокровно рассказала все, но без излишних подробностей — мои показания, которые я давала на следствии, находились в деле. Я пришла, чтобы просить у них извинения за моего брата, я слышала, как один из них сказал: «Надо его простить», и тут же другой вышел вперед и приказал меня изнасиловать. Никто не пошевелился, чтобы прийти мне на помощь. Их было четверо, они изнасиловали меня но очереди и вышвырнули вон в разорванной одежде, в постыдном виде, перед глазами моего отца.

Я закончила говорить. Я старалась не показывать своих чувств, но внутри у меня все сжалось от стыда.

Заседания проходили при закрытых дверях. Журналисты ждали во дворе. В зале находились только обвиняемые, свидетели и адвокаты. Судья вмешивался время от времени, когда в прениях адвокатов накалялись страсти.

На последнем заседании председатель был готов вынести на следующий день свой вердикт. Я не присутствовала, когда он допрашивал префекта и супрефекта, того, который дал мне подписать чистый лист, и его людей. По их словам, мои показания того времени отличались от сегодняшних.

— Я вас вызвал, потому что вы все были там, когда Мухтар давала показания, и вы все ответственны за то, что написано в этих документах.

Префект ответил:

— Господин председатель, позвольте мне сказать вам, что не мы придумали все это. Мухтар мне говорила об этом еще раньше, когда приходила в мой кабинет, и полицейский, которого я вызвал, сказал мне: «Ничего страшного, это должно быть в материалах дела, я проверю», но он так и не принес мне документы.

Судья рассвирепел:

— Именно поэтому мне и хочется засадить вас в тюрьму!

Тем не менее он его отпустил и объявил, что постановление суда откладывается.