Обещай мне

– Собираюсь, – решительно заявила Филиппа, ловко высвободила руку и направилась к двери, откуда послала воздушный поцелуй. – Что не зазорно герцогу, то не зазорно и маркизе. Итак, бабушка, встретимся на балу!

Два дня спустя Корт уныло сидел в малой столовой за завтраком. Он плохо спал эту ночь. Накануне вечером он пытался преодолеть бессонницу с помощью бренди, но добился только головной боли, измучившей его окончательно. Раскаяние, которому он пытался предаться, оказалось не столько болезненным, сколько унылым занятием.

Он взял газету, пробежал первую страницу. Вдруг взгляд его наткнулся на слово, удивительно похожее на его собственное имя. Корт поморгал, всмотрелся пристальнее.

«Маркиза Сэндхерст принимает чистосердечное извинение герцога Уорбека и, в свою очередь, умоляет его о прощении».

«Я, Филиппа Бентинк, маркиза Сэндхерст, урожденная Филиппа Гиацинта Мур, с трепетом прочла благородные, исполненные мужества и великодушия строки. Спешу ответить столь же искренней исповедью и уповаю на то, что буду прощена за свой тяжкий проступок – сохранение в тайне рождения Кристофера Кортни Шелбурна, второго герцога Уорбека.

В знак того, что мои извинения приняты, покорнейше прошу герцога Уорбека посетить в субботу вечером Сэндхерст-Хаус, где вдовствующей маркизой Сэндхерст будет дан бал.

Последний вальс я оставляю для его милости. Смиренно уповаю на судьбу, что приглашение будет Принято и тем самым мне не придется оставаться у стены на виду у всех».

Корт несколько раз перечел статью. Затуманенное сознание включилось не сразу, но как только это случилось, он схватил трость, отшвырнул стул и бросился вон из дома. Леди Гарриэт и впрямь разослала необычно большое число приглашений, и дом Сэндхерстов был полон. Гости заполняли обе гостиные, парадную и малую, музыкальный салон, библиотеку – едва ли не каждый уголок особняка, толпились в танцевальной зале.

Кого тут только не было! Явились даже две почтенные патронессы «Элмака», леди Коупер и леди Сефтон, причем одна из них с мужем, а другая с любовником, о чем избранный круг был прекрасно осведомлен. Филиппа ни на секунду не оставалась одна. Совершенно незнакомые люди подходили к ней с дежурными любезностями, спеша завязать новое полезное знакомство. Никто не осмеливался открыто говорить о газетных статьях, хотя о них жужжали в каждом углу, но теперь даже самые злостные сплетники и сплетницы давали ей понять, что убеждены в ее полной и абсолютной невиновности.

Филиппа беспечно смеялась и отвечала ничего не значащими любезностями, изо всех сил скрывая растущее беспокойство. От Корта все еще не было вестей. Если ее план потерпит неудачу, думала она, если Корт не появится на балу, она просто не сможет выманить его из пустыни, в которую он удалился плакать и стенать. Вот уже четыре дня она боролась со страхом прожить всю оставшуюся жизнь в одиночестве. Она старалась не поддаться отчаянию, но чувствовала себя так, словно поставила все свое состояние на кон, и исход игры зависел от того, как лягут карты, – то есть от слепой удачи.

Стоя среди шумной и чересчур оживленной толпы, она удерживала на липе безмятежную улыбку, стараясь дышать глубоко и ровно, чтобы никто не заметил ее истинного состояния. Вокруг было много знакомых лиц. Граф и графиня Рамбуйс танцевали вальс, Этьсн и Андрэ тоже, каждый со своей женой. Обе вдовствующие леди беседовали с Тобиасом и Белль и время от времени незаметно бросали взгляды в сторону дверей. Даже Бланш и Беатриса оставили вновь образованный пансион и теперь наслаждались блеском и великолепием бала. С балкона, идущего по периметру залы, на разряженную толпу смотрел Кит в сопровождении няни О’Дуайер к Fancuillo, который вел себя поразительно тихо для непоседливого щенка. Филиппа поймала взгляд сына и незаметно помахала ему.

Все, буквально все ее близкие собрались в зале, не было только одного, и этот один, казалось, держал сейчас в руках само ее сердце. Он мог прижать его к груди и согреть, а мог разжать руки. И тогда оно разобьется навек; Что такое блистательный успех в свете по сравнению с женским одиночеством?

В этот вечер Филиппа оделась с особым старанием. Долго выбирала она бальное платье и наконец остановилась на туалете цвета лаванды, зная, что этот оттенок особенно нравится Корту, так как идет к ее глазам. На шее ее красовалось бриллиантовое колье с крупным аметистом (камнем, по поверью, способным исцелить любую душевную рану), а в ушах – серьги. Драгоценный гарнитур вместе с чудесным букетом фиалок Филиппа получила в этот вечер. Ни записки, ни карточки к ним не прилагалось и невозможно было сказать, кто послал драгоценности, Корт или леди Августа. Филиппа могла бы напрямую спросить вдовствующую герцогиню, но боялась разочароваться.

В тысячный раз за вечер она приказала себе успокоиться. Подошел Тобиас, чтобы пригласить ее на очередной танец, и она заставила себя лучезарно улыбнуться ему.

– П-потанцуешь со мной, Филли? – застенчиво осведомился он. – Сегодня т-ты прямо-таки сияешь, как бриллиант. Д-держу пари, тебя приглашают на к-каждый танец.