Обещай мне

Под сенью ближайшего дерева, он, не мешкая ни секунды, привлек Филиппу к себе и поцеловал. Этот поцелуй ничем не напоминал короткое и абсолютно безгрешное прикосновение губ, которым они обменялись в день обручения под бдительными взорами двух стражей невинности его юной невесты. И сейчас Корт вложил всю свою жажду в долгий и страстный поцелуй. Филиппа и не подумала противиться. Она обвила его шею руками, и уже в следующее мгновение юное, гибкое и бесконечно желанное тело прижалось к нему с откровенной доверчивой готовностью. Веки ее медленно опустились. Не колеблясь, Филиппа ответила на поцелуй, плотно сжав неопытные губы. Но даже и так они были бархатно нежны.

Корт проследил их сомкнутую линию кончиком языка, и глаза ее широко раскрылись. Но и теперь Филиппа не оттолкнула его. Более того, она слегка сдвинула брови с видом школьницы, погруженной в трудный урок, и попыталась повторить то, что сделал Корт. Их языки соприкоснулись, ее отдернулся, но сразу же вернулся в естественной потребности узнать новое. В этом движении сквозило чисто женское любопытство, выраженное с девическим простодушием, и новизна этого потрясла Корта до глубины души. Две долгие недели желание едва тлело в нем, сознательно сдерживаемое в угоду приличиям, но теперь оно вспыхнуло, и по жилам вместо крови потекла расплавленная огненно-горячая лава.

– Господи, Филли!.. – шептал он, едва слыша звук собственного голоса, – моя прекрасная фея, моя девочка!..

Корт не мог больше властвовать над ураганом, бушующим в его теле. То, что он хотел сделать в этот момент, но не имел возможности, он имитировал в исступленном движении языка наружу-внутрь, наружу-внутрь. Филиппа словно вплавилась в него всем телом, и ее дыхание стало частым и неровным.

Оглушенный безумным стуком сердца, Корт позволил себе более смелый жест, положив руку Филиппе на грудь. Он был не в силах остановиться. Быть с ней рядом все эти дни – и не позволять ни малейшей вольности! Он не мог понять, как это не свело его с ума. И сейчас он не противился властной потребности, бесстыдному плотскому желанию, настолько откровенному и мощному, что его и прежде едва можно было скрыть от взоров покровительниц Филиппы.

Корт осторожно погладил пальцем вершинку груди, где под тканью ощущалась едва заметная выпуклость соска. Филиппа только вздохнула. Это был вздох удовольствия, знак того, что она совсем не против его ласк. Господи, она вела себя так естественно бесстыдно, словно ничего не знала о запретах и приличиях, словно и впрямь была нимфой.

– То, что ты делаешь, так приятно… – прошептала она без всякой стыдливости.

– Мне даже приятнее, чем тебе, —с легким смешком заверил он.

Искушение было слишком велико, и, положив ладони на небольшие округлые ягодицы, он приподнял Филиппу, чтобы горячая, болезненно напряженная часть его тела теснее прижалась к ней. Он не сумел удержаться от стона —о, это божественное, божественное ощущение ее! Как, черт возьми, как дождаться проклятой брачной ночи?

Филиппа тихо засмеялась, и это отрезвило его.

– Корт, – произнесла она, горячо дыша у самых его губ, – у тебя в кармане что-то большое и твердое. Очень неудобно… пожалуйста, вытащи это.

Он не сразу понял, что она имела в виду, а когда понял, то не нашел ничего лучшего, как хрипло пробормотать:

– Это же я!

– То есть… как это? – озадаченно спросила Филиппа, и в голосе звучало удивление и нерастаявший девчоночий восторг.

– Ты только что сказала про что-то большое и твердое. Оно не в кармане… это… э-э… часть меня.

Она отстранилась и заглянула ему в глаза, словно подозревая, что ее пытаются выставить дурочкой.

– Ты не понимаешь? – спросил он, уже зная ответ. Желание в нем быстро стихало: он ни за что не позволил бы себе воспользоваться такой неопытностью.

– А что я должна понимать?

Сделав над собой усилие, Корт взял ее руки, все еще обнимающие его за шею, и мягко их разжал. Сердцебиение постепенно замедлилось до нормального. Бог свидетель, он только что поборол одно из сильнейших искушений своей жизни… возможно, впервые. Корт откашлялся, чтобы голос не звучал слишком уж хрипло, и пристально всмотрелся в доверчиво поднятое лицо Филиппы.

– Скажи мне, – начал он, осторожно подбирая слова, – тебе приходилось когда-нибудь видеть обнаженное мужское тело?

– Корт! – воскликнула она в негодовании. – Как ты можешь задавать такие… такие неприличные вопросы!

– Я только имел в виду тело младенца или, скажем, изображение на картине, – пояснил он, против воли улыбаясь.

– Ах, это… нет, едва ли, – с забавным сожалением ответила она. – Как я могла? Мисс Бланш и мисс Беатриса не держат таких картин.