Обещаю, больно не будет (СИ)

— Да не всрался ты мне, Басов, — неожиданно громко заржала женщина и опрокинула в себя сразу половину кружки. Крякнула, занюхала выпитое сгибом своего локтя, и сама полезла в пакет, выуживая из него прошутто и сыр.

— Я этому несказанно рад, — подпёр я рукой подбородок, а сам стрельнул глазами в сторону той самой старухи, что до сих пор с безучастным взглядом сидела в инвалидном кресле. На вид такая же неухоженная, как и хозяйка этого гадюшника.

Дальнейшие полчаса я молча сидел и следил, чтобы кружка Храмовой не пустовала. А она и рада была вкидывать в себя сорокаградусное пойло. На третьей рюмке, выпив за любовь, достала из кармана халата пачку с сигаретами и, под мой в крайней степени ошарашенный взгляд, смачно затянулась.

— Что ты так смотришь на меня? Не нравится, что курю, да?

Будь моя воля, то я бы выдал, что-то по типу: «Мне плевать даже если ты прямо сейчас застрелишься». Но я смолчал, ибо мне нужна была информация и я был настроен вполне себе решительно вытрясти её из этой запитой алкоголички даже под пытками.

— Да нет, всё нормально, Алевтина Петровна. Просто удивился.

— Удивился он. Рассказывай давай, чего высиживаешь?

Да уж, не все ещё мозги вымочила в спирту. Шарит.

— Да просто хотел узнать, какая кошка между вами с дедом пробежала.

— А чего у него не спросишь?

— Он соврёт, а вот вы нет. Я почему-то в этом уверен на все сто.

— Ну надо же, какая честь, — в очередной раз глотнула из чашки женщина и между тем подняла на меня практически трезвые глаза. Половину бутылки приговорила и хоть бы хны. — Но ты прав, за враньё мне больше никто не платит. Хотя обещали.

— Вы имеете в виду ваш поспешный переезд сюда?

— А ты думаешь, что я по доброй воле в эту глушь попёрлась? — рявкнула она.

— Всякое бывает, кому-то ведь действительно в радость жить в таком тихом месте.

— Но не мне! И всё это дерьмо из-за тебя одного, Басов! — с откровенной ненавистью упёрлась в меня взглядом Храмова и опустошила кружку.

— Я не хотел, правда. Молодой был, глупый. Сейчас бы сам себе по рогам за все те выходки надавал. Простите меня, Алевтина Петровна, — максимально правдоподобно отыграл я и состряпал выражение лица, как у кота из знаменитого мультфильма.

— Пф-ф-ф, — закатила женщина глаза, но я увидел, что на её одутловатом лице промелькнуло удовлетворение. Очевидно, она все эти годы мечтала услышать нечто подобное из моих уст и вот свершилось.

— От чистого сердца говорю, поверьте.

— Очень сомневаюсь, что в вашей семейке хоть у кого бы то было это пресловутое сердце, да ещё и чистое. Ты посмотри, до чего вы меня довели!

— Значит, тут не только я расстарался, но и мой дед. Так?

— Так! Дедуля твой очень сильно дорожил твоим будущим. А я очень сильно дорожила своей дочерью. Но мне за доставленные неудобства, ко всему прочему, обещали ежемесячно платить за молчание в течение ещё целого года. И я, дура, поверила. Вот только Тимофея Романовича хватило лишь на шесть жалких месяцев.

— Обидно.

— Встречу его — в рожу плюну!

— Ну я думал, что он вам нормально заплатил, разве нет?

— Не бывает мало денег, — отмахнулась Храмова и снова накатила, уже сама себе подливая из стремительно пустеющей бутылки.

— Ну он же не только вас купить попытался, Алевтина Петровна. Дед мне сказал, что Веронике тоже нормально так приплатил за «потеряться». В сумме там должно было хватить на квартиру в Краснодаре и дачу на берегу моря, а не вот это во всё. Да и давайте честно, не всем так с неба падает за простой переезд.

?Я не в силах был скрыть весь яд из своих интонаций. Говорил и чувствовал, как внутри меня всё бурлит и полыхает. И до сих пор не мог представить себе картинку, где бы радостная Истомина брала у деда конверт, прикидывая на что она потратит такую крупную сумму.

Верил, да. Но смешать свою чистую и светлую Веронику с этой грязью у меня так и не вышло. Ненавидел её, презирал, хотел отомстить, но детализировать всё это дерьмо не решался — было слишком больно.

Это как прыгнуть с отвесной скалы — знаешь, что себя уже не соберёшь, что мучительно сдохнешь. А потом просто стоишь в шаге от пропасти и наивно надеешься, что однажды умирать будет уже не больно.

Раз и всё.

— Басов, ты меня просто поражаешь, — чуть потерялась в звуках Храмова и пьяно икнула. Ну наконец-то пробрало. Можно пытать.

— В смысле? — нахмурился я.

— А с чего ты взял, что каждому слову твоего деда можно верить?

— А зачем ему врать?

— Может быть, и не за чем, да только никаких денег я при Вере так и не нашла. Хотя твой дед меня тоже в этом уверял.

По телу медленно поползли мурашки, поднимая волоски на затылке и заставляя меня вздрогнуть. Я нахмурился и чуть подался вперёд, пытаясь немного успокоить сердце, которое слишком сильно ударилось о рёбра и почти сошло с ума.

— Так, может, Вероника просто делиться с вами не захотела? — осторожно уточнил я, но Храмова уже ушла в какие-то другие дебри, пьяно сетуя на всё и всех.