Обещание

Я тебя обожаю... За то, что – имперский, тяжелый,
засучив рукава, так насмешливо, так безнадежно
ты смотрел на меня
(слишком красный и слишком лиловый) —
ты за это за все
мне приснился вчера – белоснежным.

3.

Дорогой мой, желанный, единственный, счастье мое! —
все, что я обещал, – все сбылось (только все как-то
слиплось, слежалось...).
...Но зато – о, как долго томилось
мужское твое молоко,
как смешно и по-детски оно
на твои рукава – проливалось.

4.

Я искал тебя – всю свою жизнь на таком подмосковном ветру,
я писал тебе длинные письма, но все бесполезно.
– Я увидел тебя в первый раз – в одна тыща затертом году,
а теперь ты меня положил
на лопатки – на теплую землю.

5.

Так что – я ненавижу тебя...
И за весь мой истерзанный вид,
за шиповник, несбывшийся мой, и за весь твой volksvagen
позорный...
(...дорогой мой,
бесценный,
родной —
у тебя ничего не болит?)

– У меня ничего не болит,
я хотел бы – в четвертый, в четвертый!..

* * *

Мужает голос, и грубеет тело,
но все по-прежнему во мне – свежо и звонко.
Я подниму себя – привычно, между делом,
легко и убежденно, как ребенка.

А ранней осенью – жизнь зацветет, как школа,
начнет букетами и ранцами кидаться,
но зрелость с юностью – как школьник и дошкольник,
все меж собой никак не сговорятся.

Но – солнце – правду – выскажет в упор
и также в зеркале, как зелень, отразится,
когда из ванны выйдешь в коридор
ты – с мокрой головою, как лисица.

...Чем ближе осень – ярче подоконник,
чем дальше школа – тем еще ужасней,
и я сижу в углу, как второгодник,
и свет стоит столбом – как старшеклассник.

Мне нравится, что жизнь со мной – груба
и так насмешлива, подробна и невместна:
я подниму своим привычным жестом
легко и убежденно – прядь со лба.

Ведь сколько раз уже – в очередном аду —
я прижимал к лицу свои мужские руки
и полагал, что я иду – к концу,
а шел, как правило, к какой-то новой муке.

Ну так простимся же – по-царски, без обид,
здесь и сейчас, откинув одеяло, —
нам только жизнь и зрелость – предстоит,
как раньше смерть и детство предстояло.

ЧЕРНОВИК

ЕДИНСТВЕННОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ 2005 ГОДА

О, эта мука детских фотографий

людей, которых мы любили или любим

(все эти уши, ежики и лбы),

она не в том, что все они – жемчужны,

не в том она, что мы им – не нужны,

а в том, что мы про них уже все знаем,

а им не видно – собственной судьбы.