Обещание длиною в жизнь

Заезжая в университетский городок, я лихорадочно подбирал слова оправданий. Но у меня сперло дыхание и сердце, издав приглушенный болезненный толчок, рухнуло в желудок. Оно стало пульсировать с яростной силой, когда мой взгляд наткнулся на знакомую «Porsche Panamera» серебристого цвета, припаркованную у общежития.

Я уже видел эту тачку.

Видел ее владельца.

Темноволосый мудак, который однажды рискнул подкатить к моей девушке и, к его несчастью, был замечен за этим мной.

В прошлый раз я был слишком добр, и он отделался лишь вмятиной на бампере его «Porsche». Мне следовало оставить вмятину и на лице наглого ублюдка.

Я раздраженно сдвинул брови у переносицы, когда, подъехав чуть ближе, увидел того самого парня у входа в общежитие. И я едва не взорвался, обнаружив Джессику и Наоми в его компании. Более того, он стоял чертовски близко к Наоми, всей своей позой экспонируя желание оказаться еще ближе. Намного ближе. Возможно, даже обнять ее. Взять за руку. Прикоснуться.

Она плакала.

Я увидел это, остановив внедорожник в нескольких метрах от «Porsche».

Наоми плакала, и Джессика утешала ее, гладя по плечу.

Она плакала перед тем парнем, и он смотрел на нее с таким трепетным сочувствием, от которого у меня скрутило желудок в узел необузданное желание сравнять его смазливое лицо с землей.

Я демонстративно громко хлопнул дверцей, буквально вылетая из машины, и широкими шагами преодолел расстояние, разделявшее нас. Наоми подняла голову и изумленно посмотрела на меня, как и остальные. Но меня будоражил только ее взгляд. Густая пелена слез застилала черные глаза — прекрасные, бездонные глаза, — и первым делом, оказавшись перед ней, я вытер влагу с маленького лица, которое выглядело изнуренным, имело слегка сероватый оттенок, словно она не спала всю ночь.

Мы были вдали друг друга лишь одну ночь, но всем своим естеством я ощущал уверенность, что прошло гораздо, гораздо больше времени. Это вызвало панику и слабую дрожь. Сделав глубокий вдох, я вдруг понял, что что-то изменилось. Между нами. Но я старательно пытался прогнать эти мысли прочь и сосредоточиться на том, чтобы как следует принести свои извинения и все объяснить.

— Малышка, — прошептал я предательски дрожащим голосом и прижал Наоми к своей груди.

Как только я сделал это, то получил полный недовольства взгляд брюнета. Он смотрел на меня с враждебностью, стиснув челюсти и сжав кулаки. Он хотел мне врезать, — я чувствовал, — и это желание было взаимным. Я ответил ему не менее пристальным взором, вложив в него всю недоброжелательность, которая клокотала в груди.

— Поехали домой, — наклонившись к Наоми, тихо сказал я ей на ухо.

Она ничего не ответила. Она не шевелилась и больше не всхлипывала.

Я был растерян и так же обездвижен. Видеть, как Наоми плачем — самое худшее, что только возможно себе представить. И невыносимее было лишь то, что я являлся причиной ее грусти.

Возможно, я бы даже хотел, чтобы парень на Porsche» хорошенько ударил меня.

Я кратко кивнул Джесс в знак прощания и, крепко обвив плечи Наоми рукой, повел ее к внедорожнику.

— Наоми, — неуверенно окликнул ее брюнет.

Она остановилась, поэтому и я замер на месте. Вытянув шею, она обернулась к нему через мое плечо, к которому была прижата виском.

— Ты… точно будешь в порядке? — спросил он со стремительно тающей в голосе решительностью.

Мне хотелось вмешаться и сказать, чтобы он не лез в наши дела, или я лишу его глаз и языка, чтобы он больше никогда не смог ни смотреть, ни говорить с ней. Но Наоми ответила прежде, чем я открыл рот:

— Не беспокойся, Эрик. Спасибо, — меня разозлило то, как мягко звучал ее голос. — Я напишу тебе вечером, — она обратилась к Джесс.

— Хорошо, — Джессика напряженно помахала рукой.

Я закрыл за Наоми дверь и оббежал машину, заняв место за рулем. Некоторое время я не решался завести мотор. Наоми смотрела в окно и тоже молчала. Все мои попытки начать разговор с извинений не увенчались успехом. Внутри меня происходила борьба с ревностью, которая была подобна лаве, смешавшейся с кровью, текущей по венам, целиком и мгновенно заполнившей меня без остатка.

— Почему он ошивается рядом с тобой? — с порицанием бросил я. — Тот парень.

— Что? — Наоми была ошарашена моим внезапным обвинением.

— Насколько близко вы общаетесь? — стоило мне начать, и я не мог остановиться, заткнуться, когда это просто необходимо было сделать. — Ты была с ним очень милой.

— Мы друзья, Зак, — отчеканила она. — Эрик — мой друг.

— Твой друг — Джессика. Но точно не тот болван.

— Кто дал тебе право решать за меня, с кем дружить, а кого обходить стороной?! — прикрикнула она. — Ты не должен так говорить. Ты просто… черт возьми, Зак, ты не имеешь права так говорить, когда… — Наоми резко оборвала себя, отвернулась, запустив пальцы в волосы и запрокинув голову.

Она тяжело и глубоко дышала, а я чувствовал себя последним кретином на Земле. Я позволил своей идиотской ревности овладеть здравым рассудком очень не вовремя. За вспыхнувшей злостью я легко забыл, что должен объяснить Наоми о ситуации с Шарлоттой.