Обещание любви

– Да, но все же они боятся тебя, и с этим ничего не поделаешь. Ведь англичане сожгли замок и опустошили землю вокруг. Англичане убили их мужей, по милости англичан голодают их дети. Ты знаешь закон Мясника, Джудит? – Она посмотрела на Малкольма, но тот быстро отвел глаза. – Он не разрешал никому из своих людей помогать врагам, то есть шотландцам. – Рот Малкольма скривился. – Если кто-нибудь из жалости давал что-нибудь ребенку, Джудит, даже младенцу в колыбели, ему грозила публичная порка, а то и смерть на виселице. Они сидели и ели, набивая свои желудки, а матери в это время молили, чтобы их детям позволили выпить хотя бы крови животных, убитых англичанами. – Он встретился с Джудит глазами, и на этот раз она опустила голову. – Так что если они смотрят на тебя с подозрением и опаской, это куда милосерднее того, что с ними сделали твои соотечественники. В нашем клане, Джудит, было более семисот человек, крепких и здоровых, а теперь едва ли наберется сотня.

– И несмотря на это, ты все-таки решил поженить нас с Маклеодом, решил, что мы подходим друг другу?

– А ты, детка, не очень-то на англичанку похожа, так мне показалось. Смотри не разочаруй меня теперь. Я вижу, ты его избегаешь, прячешься, словно улитка. Только он войдет, ты тотчас уходишь, будто боишься, что он дотронется до тебя. Вся как на иголках, не доведет это до добра. У тебя нет причин бояться Алисдера.

Хорошо ему говорить! А сколько ночей Джудит с замиранием сердца прислушивалась к тяжелым, размеренным, словно удары метронома, шагам Маклеода у себя над головой, в такт которым она дышала. Когда они затихали, дыхание у нее останавливалось и возобновлялось, только когда шаги слышались снова.

Он ни разу не позволил себе ни малейшей вольности.

И тем не менее в Маклеоде было нечто, что не позволяло Джудит забыть об осторожности. Странный трепет охватывал ее, когда он улыбался, дрожали руки и ноги, когда он подходил ближе. Нет, Малкольм заблуждается. У нее тысяча причин опасаться Маклеода.

Осталось уже совсем немного, и она наконец сможет насладиться настоящей свободой. Еще два месяца и одна неделя, и сердце ее перестанет в ужасе замирать от тяжелой поступи шагов по деревянному полу. Не придется больше сжиматься при звуке открывающейся двери. Громкий мужской голос уже не будет вызывать страх, а его гнев – парализовать от ужаса. Она станет хозяйкой своей жизни, перестанет подчиняться внезапным, непредсказуемым капризам мужа. Но рассказать об этом Маклеоду – значит раскрыть множество других темных тайн. Лучше хранить молчание.

Они миновали уже не менее сорока фермерских домов. Крыши, покрытые соломой и вереском, незаметно для глаз сливались с окружающими холмами. Только каменные стены выдавали творение рук человеческих. Джудит подивилась многочисленности и опрятности домиков, но заметила несколько пустых строений.

– Уехали навсегда, – коротко пояснил Малкольм, когда она спросила, – или не пережили последних тяжелых лет. Не выдерживали прежде всего дети. С сорок пятого года родилось всего двое, один у меня, Дуглас.

– Твой сын?

– Господь с тобой, детка, – улыбнулся старик, – мой внук. Странно, что ты еще не видела его. Фиона в нем души не чает. Хочешь, зайдем к ним сейчас?

Джудит кивнула и пошла вслед за Малкольмом по тропинке, сворачивающей влево к распаханным полям. Она едва не остановила его, сказав, что передумала, но было уже слишком поздно: Маклеод увидел их.

– Он работает все время? Без отдыха? – спросила Джудит, не догадываясь, что выдает свое растущее любопытство.

– Да, – отозвался Малкольм. – Он всегда был жаден до работы, этот Маклеод. А работы у нас в горах – непочатый край, детка.

Алисдер Маклеод стоял на краю поля и стягивал с себя рубашку. Его широкая загорелая спина блестела на солнце от пота. Рука молодой женщины, стоявшей рядом, прошлась по ней, собирая капельки пота, а потом крепко обняла за талию. Они хорошо смотрелись вместе. Голова женщины едва доходила ему до подбородка, отчего Маклеод казался еще больше и выше. Он нагнулся и что-то тихо сказал женщине на ухо. Она расплылась в улыбке. Заметив Джудит, женщина не отрывала от нее взгляд.

Фиона подняла руки кверху, притянула к себе голову Алисдера и жарко поцеловала. «Вот уж некстати», – подумал Алисдер, мягко отстраняя ее. Внезапный румянец на лице Джудит сменился бледностью.

По просьбе Малкольма Фиона принесла сына. Она шла широко покачивая бедрами, походка ее показалась Джудит вызывающей.

А Маклеода происходящее ничуть не смущало.

У сына Фионы были такие же темно-янтарные глаза, как у Маклеода, в них поблескивали золотые искорки. Было видно, что не только Фиона не чает души в ребенке. Малкольм охал и ахал над малышом, которого с гордостью показывала мать. На лице у Фионы играла победная улыбка.