Пришло время привести мой план в действие, поэтому я сказала:
— Твоя семья обвинила меня. Повернулась ко мне спиной. А я любила вас всех. Это было тяжело. Теперь все изменилось. Я понимаю. Но твоя мама изменила свое мнение, пока я приходила в себя после ранения, Бен. Тебе нужно это понять. Я спокойно отнесусь к Терезе. Я посижу и поговорю с Винни-старшим. И после того, как я пройду через все это, мы с тобой поговорим. Но ты должен дать мне некоторую поблажку. Это нелегко для тебя. Подумай, каково это для меня.
Он наклонился ближе, раздражение испарилось, когда спросил:
— Это было тяжело?
Было.
Однозначно.
И с течением времени становилось все тяжелее, пока в конце концов не убило совсем. Но я пережила все это. Я могла бы пережить и похуже.
Или, по крайней мере, надеялась, что могла.
— Э-э, да, Бенни. Было тяжело. В этом-то все и дело.
Он наклонился, опираясь рукой на кровать с противоположной стороны от меня, взял мою руку, подняв ее, прижав к своей напряженной верхней части пресса.
Вот оно что было. Это произошло сразу же. Как только моя рука оказалась на упругом прессе Бенни, который я никогда по-настоящему не смогу исследовать. Сейчас становилось все еще хуже.
— Тебя ждет только хорошее, Фрэнки, я могу тебе это обещать, — мягко произнес он.
Он был неправ. В моей жизни никогда не было ничего хорошего. Если у меня получалось все хорошо, я обязательно потом это теряла. Такова была моя жизнь. Я научилась жить с этим. Мне не нравилось, но у меня не было выбора.
Но этого я ему не сказала. Если он сам этого не понял, я не собиралась его просвещать.
Он сжал мою руку и крепче прижал ее к своему прессу.
— Если ты сделаешь шаг вперед, то поймешь, что это будет лучшее, что у тебя когда-либо было.
Я не понимала, что он обещал, но у меня было такое ощущение, что в его обещании скрываются множество нюансов. У меня также было ощущение, что он был прав — насчет всех этих нюансов.
Проблема заключалась в том, что он должен был найти лучшее, что у него когда-либо будет, и его лучшее будущее никак не может быть связано со мной.
— Мы можем сейчас прекратить этот разговор? — Поинтересовалась я.
Его глаза смягчились, но губы сказали:
— Да. Можем. Я принесу тебе кофейный кекс, но перед этим скажу, как пойдут сегодня дела.
У меня появилось чувство, что я знаю, что такое «дела», но была благодарна ему, что у него был план. Скорее всего, он прозвучал бы как приказ, что было бы раздражающе, но мне нужно было подготовиться, поэтому приму от него все.
— Когда она приедет, я приведу ма наверх. Она сделает то, что должна сделать, я буду здесь с тобой с самого начала. Потом мне нужно пойти в пиццерию. Нужно заняться бумажной работой, папа прикрывает меня по вечерам, пока ты здесь. Он все делает по-своему. Я все делаю совсем по-другому. Понятное дело, мне больше нравится мой способ ведение бизнеса. Он там слегка напортачил с кухней, я разберусь. Он не признает мою систему управления в офисе, это не пойдет на пользу нашему делу. Так что я должен разобраться с этим дерьмом. Мама останется. Я вернусь, как только смогу.
Это был хороший план, лучшая часть которого заключалась в том, что я смогу отдохнуть от Бенни. Я бы предпочла иметь дело с Терезой, чем с ним.
— Хорошо. Но хочу сказать, если тебе нужно быть в пиццерии вечерами, я спокойно могу побыть здесь одна.
— И пока ты будешь здесь одна, будешь строить планы побега. Так что этого дерьма не случится.
Чтобы сохранить ненадежное благодушное настроение, которое у меня было, я решила не отвечать.
— Итак, ты согласна с этим планом? — Продолжил он.
— А у меня есть выбор? — Спросила я.
— Нет, — ответил он.
— Тогда да, я согласна с этим планом.
Он улыбнулся мне.
Я позволила себе на наносекунду затосковать по жизни, в которой могла бы лежать в милой ночнушке в постели Бенни Бьянки, а он сидел бы рядом, держа мою руку на своем упругом прессе, улыбаясь, а я могла бы свободно делать что-то приятное с его прессом и не только прессом, но потом резко выбросила все эту чушь из головы.
— Принеси пульт с моим кексом, — приказала я.
— Вернулась с перчинкой, — пробормотал он, все еще улыбаясь.
Он любил остренькое. Если бы я вела себя умно, то не добавляла бы остроты.
Но я была Франческой Анжеликой Кончетти. И сексуальность была моим вторым природным я.
— У меня сложилось впечатление, что я здесь нахожусь, чтобы поправиться, Бенни. Я не смогу выздороветь, если ты будешь морить меня голодом.
Я почувствовала, как его тугой пресс затрясся от беззвучного смеха, и мне очень понравилось это ощущение. Очень.
Слишком сильно.
Затем он сжал мою руку, отпустил ее и поднялся с кровати, пробормотав:
— К вашим услугам.
Я должна была перестать с ним обмениваться репликами или можно сказать чуть-чуть флиртовать, действительно должна была. Но я этого не сделала, потому что это было мне… не свойственно.
— Хочу отметить, если бы я находилась в своей собственной квартире, в которой нет ступенек, чтобы спуститься вниз и пройти на кухню, моя квартира намного меньше, я могла бы сама себе приготовить кофейный кекс.