Снаружи по-прежнему свирепствовал ледяной ветер. Прижавшись друг к другу, они шли к порту, где Армель оставила машину.
– Жан-Мари мне действительно нравится, но надо признавать очевидное – он смотрит только на тебя.
– И зря, – отозвалась Маэ, – он меня не интересует.
– Ты сказала ему это?
– Только что, на кухне.
– И что он?
– Ничего. Мы вместе работаем, и ни о чем другом речи быть не может. И поскольку он не идиот, он смирится с этим.
– Значит, у меня все еще есть шанс!
Маэ ускорила шаг, чтобы идти в ритм с Армель, которая была выше ростом и шла быстрее.
– Я ходила в бар со своим стоматологом, – призналась она вдруг.
– Правда? С Кергеленом? Он вроде не похож на волокиту…
– Он за мной пока по-настоящему не волочился…
– Не скромничай! Твои успехи у мужчин меня просто подавляют. А когда я смотрю на нашего новобрачного, Николя, который глаз не сводит со своей жены, это угнетает меня еще больше. Не боишься, что мы с тобой в Эрки останемся последними незамужними женщинами?
– Почему именно мы?
– Ты – потому что тебе никто не нравится; я – потому что мне нравятся слишком многие. Ладно, садись, я тебя подвезу.
Они сели в машину, и Армель сразу включила обогрев салона.
– Почему ты считаешь, что мне никто не нравится?
– У тебя не было ни одного романа с тех пор, как погиб Ивон. Насколько я увлекаюсь первым встречным, настолько ты сохраняешь хладнокровие. Это самозащита? Думаешь, все мужчины предатели?
– Неосознанно – может быть. И мало мне этого, так есть еще кое-что: представь себе, эта женщина, Розенн, приходила ко мне несколько дней назад.
– Что она от тебя хотела?
– Денег.
– Что?
– Она без гроша, и ей не на что воспитывать сына – сына Ивона. Его зовут Артур, и он ужасно похож на отца.
– Да наплевать на нее! – взорвалась Армель. – Тебе – особенно! У нее хватило наглости сунуть тебе под нос своего мальчишку и просить денег? Надеюсь, ты выставила ее за дверь?
– Я дала ей чек.
– Наверное, я сплю. Ты на какой планете живешь? Если бы ты не была моей лучшей подругой, я бы сказала, что ты отпетая дура. Чек на большую сумму?
– Не очень.
– Не хитри со мной, я все равно увижу, что списано с твоего счета.
– Полторы тысячи евро. С этими деньгами она далеко не уйдет.
– Пусть идет к черту!
– Тебе ее совсем не жалко?
– Кого – лгунью, которая закрывала глаза на двойную жизнь своего парня и молча смирилась с тем, что он женится на другой? К таким женщинам я не чувствую никакого сострадания.
– Думаю, она надеялась до последнего момента, что Ивон откажется от женитьбы и вернется к ней. Она родила от него ребенка и наверняка была уверена, что это все перевесит.
– Честно говоря, Маэ, мне плевать, на что она там надеялась. А вот ты – простофиля. Я думала, опыт тебя закалил… Одному богу известно, как ты тогда перенесла сначала смерть Ивона, а потом кошмарные откровения этой бабенки. Ты была в тяжелом состоянии, и я помогала тебе из него выбраться, но с тех пор прошло столько лет, и я думала, что ты начала новую жизнь. А оказывается, стоит появиться этой Розенн, как ты с готовностью открываешь кошелек!
– Мне стало жалко мальчика, Армель, ведь он ни в чем не виноват.
Она говорила убежденно, но в глубине души сама не понимала, почему уступила Розенн. Остановившись перед воротами дома, Армель указала на свет в окнах первого этажа.
– Твой отец никогда не закрывает ставни?
– И не задергивает шторы. Он хочет дожидаться меня, сидя у окна, но всегда засыпает.
Когда Маэ выходила из машины, Армель придержала ее за рукав.
– Ты снова увидишься со стоматологом?
– Может быть.
– Ты права, в нем есть шарм. Спокойной ночи, моя красавица!