– Вы были бы очень желанны сейчас, мадемуазель Ландрие…
Снова в его мыслях возникла Маэ. Было о чем задуматься.
– Если ее траулеры сегодня вышли в море, ей, наверное, не до сна!
Мог ли он позвонить ей? Нет, это было бы неуместно. Мяч находился в ее воротах, и если бы она захотела, то дала бы ему знак. И раз уж ее обида не прошла, несмотря на цветы и извинения, тем хуже для нее.
Он переворачивал на каминной решетке сосиски, когда теплое прикосновение к ноге напомнило ему о кошке. Аромат еды заставил ее выйти из того места, где она пряталась от ненастья.
– Тебе тоже страшно?
В отличие от кобылы, он мог взять кошку к себе на колени и поделиться с ней ужином.
– Хочешь кусочек сосиски?
Неужели ему предстоит провести остаток жизни в угрюмом одиночестве? Ладно, он два раза пробовал завести домашний очаг, семью, но судьба распорядилась иначе. Два раза он действовал по велению сердца, и действовал решительно, а в результате вернулся на круги своя, но с большим желанием сделать еще одну попытку. Думая о брате и невестке, он испытывал некоторую ностальгию и спрашивал себя: почему Людовику повезло, а ему – нет? Почему жизнь так сопротивлялась его намерениям, почему опрокинула все его планы? Почему после трагической смерти Луизы на его пути появилась Мелани?
Мелани! В какую еще бессовестную сделку надеялась она его втянуть? И как она могла вообразить, что он будет ее слушать? Наверное, он остался у нее в памяти полным олухом, который беспрепятственно позволяет себя грабить. В то время он так устал от нее и ее махинаций, что готов был все бросить, лишь бы поскорее положить конец этому кошмарному браку. Его адвокат твердил, что он должен выдвинуть жене имущественный иск, но Алан спешил покончить с этим как можно быстрее и не желал «судиться за тряпки». Кроме того, он отказался выступать в роли жертвы: Мелани одурачила его, несмотря на весь его ум, и он мог винить в этом только себя. Возвращение в Ренн и работа в больнице, в отделении челюстно-лицевой хирургии, были для него спасением, там он наконец-то нашел себя. «
До появления скайпа, который позволил им общаться, они успели написать друг другу много писем. Алан стал понемногу приходить в себя, успокоился, и в конце концов к нему вернулся вкус к жизни. То, о чем он мечтал: дом посреди леса, не слишком далеко от моря; кабинет, где он работает в свое удовольствие, – все это он смог реализовать. И теперь он спрашивал себя: может, в выбранной им программе чего-то не хватает?
Внезапно зажегся свет, заставив его прикрыть глаза. Он прислушался: ветер ослаб. Сквозь мурлыканье кошки донеслось гудение включившегося холодильника.
«Жабадао» на рассвете вернулся в порт. Маэ ждала на берегу, в теплом красном пуховике и шерстяной шапочке, натянутой до самых глаз. Она очень хотела увидеть, как судно будет входить в порт, потому что полночи провела из-за него без сна. Жан-Мари и другие моряки выглядели измученными, но, еще не успев бросить якорь, объявили, что рефрижераторы в трюме полны.
– Два дня ада, – лаконично сказал Жан-Мари, ступая на набережную. – Это хороший корабль, Маэ, но я думал, что останусь на нем навеки.
Он объяснил, что, несмотря на отвратительную погоду, сколько мог держался в зоне ловли, а на обратном пути на них с востока налетел шторм такой силы, что чуть не потопил их.
– Я подумал, что многие моряки откажутся выходить в море в такой день, а когда ты единственный приходишь с уловом, то он стоит дорого!
У него осунулось лицо, под глазами появилась синева, подбородок покрылся щетиной, но, валясь с ног от усталости, он помогал другим морякам выгружать ящики. С тех пор, как Маэ сказала ему, что между ними не будет ничего, кроме дружбы, он разговаривал с ней довольно холодно и держал дистанцию, как будто их прошлого взаимопонимания больше не существовало.
– Я запрещаю тебе так рисковать, Жан-Мари. В крайнем случае, мы затянем пояса.
– Ты – может быть, а они? – сурово возразил он, указывая на матросов. – Думаешь, они могут позволить себе зарабатывать меньше?
Пораженная его тоном, она резко выпрямилась.
– Не надо мне читать мораль! Я сама знаю, сколько заработал каждый и сколько он недополучит в конце месяца.
Они встретились взглядами, и Жан-Мари, пожав плечами, отвернулся. До сих пор он никогда не оспаривал ее авторитет и ее решения, но если это будет продолжаться, как ей быть?
Он имел определенный авторитет у других моряков и мог посеять смуту, чего она ни в коем случае не допустит. Возможно, он слушал ее все эти годы лишь потому, что имел на нее виды? Эта мысль возмутила ее. Она хорошо знала свое дело, она была компетентна, ее не мог бы застать врасплох ни Жан-Мари, ни кто-либо еще. Если он больше ей не союзник, то будет просто ее служащим.