Обещание рая

— Да в этом году они такие зеленые, такие сочные, — сказала она, коснувшись другого листка. — Разве ты не видишь, папа? Их красота заключается не в наличии или отсутствии цветов, а в яркости зелени и игре оттенков цвета. — Она выпрямилась, поднимаясь во весь рост, и разгладила складки на юбке. — Они особенные. В них есть что-то таинственное, — добавила она, вздыхая.

— Не думаю, что они слишком долго будут оставаться тайной для тебя, не зря же ты классифицируешь все папоротники, которые приносишь из леса, составляешь гербарии, — усмехнулся Прэстон, — и, повернувшись, — направился к веранде. — Наш дом и сад переполнены папоротниками.

— Ты прав, — согласилась Иден и пошла вслед за ним, догнав его у самого крыльца. Она с досадой посмотрела на свои ногти, затем показала их отцу. — Мои руки совсем не похожи на руки леди. Посмотри на мои ногти: они черны от земли, поскольку я вожусь в саду, и грязны от масла, с которым приходится соприкасаться на маяке.

Опираясь на трость и с трудом преодолевая ступеньки, ведущие на веранду. Прэстон проворчал:

— К черту твои ногти. У тебя значительно больше достоинств, чем такая мелочь. Посмотри в зеркало, Иден. Ты хороша, как картинка. Точь в точь — твоя мать. — У него перехватило горло. — Точь-в-точь — твоя мать.

Иден, откидывая за спину свои золотистые волосы, удовлетворенно засмеялась, и глаза ее загорелись.

— Посмотри на себя в зеркало, Иден, — настаивал Прэстон. — Ни одна женщина в Чарлстоне не может сравниться с тобой.

Иден открыла было рот, собираясь оспорить утверждение отца. Ей хотелось сказать, что она давно заметила интерес, проявляемый отцом к ее близкой подруге Анже-лите Льюэллин, но передумала. Лучше промолчать. В конце концов, если ее подруга вскружила голову отцу, то пусть он сам в этом и признается, когда посчитает нужным. Несомненно, он, как и Иден, прекрасно понимал, что Анжелита ветрена и капризна, а кроме того не принадлежит к числу женщин, довольствующихся одним поклонником. Тем более, если он на двадцать лет старше и, самое печальное… искалечен.

Постояв несколько минут на веранде, Прэстон направился в дом.

— Не забудь разбудить меня вовремя. Мы должны проверить все фитили до наступления темноты, милая, — проговорил он. — Ну, наконец-то все позади. У меня в запасе целых семь часов, и я постараюсь как следует выспаться.

Иден кивнула утвердительно. Она тоже была довольна. Семь часов вполне достаточно. Она успеет побывать в Чарлстоне, сделать все необходимые покупки и вовремя вернуться домой. Отец вряд ли проснется и не узнает, что она куда-то отлучалась.

Сейчас как никогда важно, чтобы он не обнаружил ее самовольных отлучек в Чарлстон. С появлением пиратского корабля такие походы в одиночку рискованны. Тем не менее Анжелита может позволить себе бывать где захочет и когда захочет, иногда в компании с кем-то, но чаще — одна. И отец Иден спокойно смотрел на это. Правда, Анжелита не была его дочерью и ей давно уже не семнадцать.

Однако поездки в Чарлстон были для Иден единственным развлечением в ее однообразной жизни на маяке. Она жила на безлюдном берегу, тишина которого нарушалась лишь всплеском набегавших волн или криком морских чаек, промышлявших себе пропитание на прибрежной полосе. Иден же нравилась городская жизнь с ее суетой, с ее звуками и запахами. И особенно ей нравилось делать покупки.

«Нет, ничто не помешает ей отправиться в Чарлстон, » — решила Иден, следуя за отцом. Она помогла ему дойти до спальни и закрыла за ним дверь. Затем медленно прохаживалась по комнате, надеясь, что скоро услышит его храп.

Иден огляделась вокруг. Нищенское годовое жалованье отца — четыреста долларов за содержание маяка — не бог весть какая сумма. Часть денег он платил ей — за помощь. На такие деньги особо не разгонишься, но ей удавалось как-то устроить их быт и создать уют. В доме все дышало чистотой, везде были видны следы ее заботливых рук. Деревянный пол постоянно начищен, окна задрапированы занавесками из легкой прозрачной ткани, мебель в гостиной обита материалом веселых зеленовато-голубых тонов, а благоухающий лимоном воздух — чист и свеж. Рядом с диваном стоял натертый до блеска дубовый стол, а стену напротив занимал огромных размеров камин, в котором уютно потрескивали дрова. На верхней каминной полке стоял одинокий серебряный подсвечник — единственная память, оставшаяся Иден от бабушки.

По одну сторону гостиной находилась небольшая кухня, где все было также скромно и также чисто и уютно. Здесь были встроенные шкафы с выдвижными ящиками с емкостями для муки, сахара и круп. По другую сторону гостиной располагались спальни.