Обещание весны

Где-то заплакал ребенок. Это был звук, который она не могла слышать. Он не отпускал ее, этот детский плач. Кроме того, над ней склонилось чье-то лицо. Знакомое лицо. Любимое. Ей хотелось получше разглядеть его.

— Перри? — вдруг услышала она и поразилась тому, какой тонкий и жалкий голосок произнес это имя.

— У нас родилась дочь, — повторил Перри. Грейс почувствовала наконец свои руки. Их кто-то сжимал.

— У нас есть дочь, Грейс. Неужели ты ее не слышишь? Она кричит достаточно громко, чтобы разбудить всех слуг. — Он улыбнулся.

“Да, это Перри, — подумала Грейс. — Перри”.

— Дочь? — Она не понимала, каким образом складывает звуки в слова. — Жива?

— Еще как! — ответил Перри. — Полагаю, ей не нравится купание.

Тело мало-помалу возвращалось к Грейс. Последовало еще одно непроизвольное сокращение мышц, еще одна волна боли, и врач сказал, успокаивая, ей или еще кому-то, что теперь уже все кончено, все позади и она может отдохнуть.

— Посмотри, Грейс! Посмотри на дочь! Но она в эту минуту не могла отвести взгляда от Перри. Почему муж плачет? Ребенок умер? Или она сама умерла?

Потом на руки Грейс положили полотняный сверток, и она увидела свое дитя, затихшее, красное. Красавица. Неописуемая красавица. Нет, ей нельзя уходить. Она не может уйти из жизни и бросить это дитя. И другое любимое существо.

— Перри?

Муж по-прежнему был рядом — бледный, улыбающийся и плачущий.

— Дочь, — произнесла Грейс. — Она жива. Она жива, Перри.

— Да, да.

Это не муж смеется, вдруг сообразила Грейс, а она сама. Или она плачет? Черты лица Перри расплылись.

— Перри, — попросила Грейс, — возьми малышку. Я хочу видеть, как ты ее держишь.

Теперь Грейс четко видела его. Улыбка исчезла с лица Перри.

— Я не осмелюсь, — сказал он и очень осторожно дотронулся указательным пальцем до крохотного кулачка.

— Возьми свою дочь, папа, — повторила Грейс. Маленький сверток взяли у нее. Кто-то нежно бормотал ласковые, бесконечно ласковые слова. Таким дорогим и любимым голосом. Дитя уже не плакало. Теперь она может уйти. Грейс заскользила вниз по соблазнительно покатому склону к таинственной цели, которая в эту секунду казалась более желанной, чем что бы то ни было, чем люди, вернувшие ее к жизни минуту назад.

* * *

— Прости, Алекс. — Лорд Эмберли лежал рядом с женой, уютно прижавшейся к нему и укрытой его пальто. — Я бросил тебя одну, а мы женаты всего неделю.

— Ты не бросил меня, — возразила она и поцеловала его в подбородок. — Ты просто всю жизнь уходил в себя, как только возникала какая-то проблема. Ты не можешь так легко избавиться от многолетней привычки только потому, что у тебя есть жена. Ты сказал мне еще до свадьбы, что тебе будет трудно не исключать меня временами из своей жизни. А я тебе ответила, что, зная о твоей любви, я тебе этого не позволю. Вот я и последовала за тобой сюда.

Они лежали в маленькой каменной хижине отшельника в миле с небольшим от Эмберли-Корта; эта хижина давно уже служила убежищем графу.

— Это было ужасно, — сказал Эдмунд, играя прядью темных волос жены и не открывая глаза. — Весь вчерашний день, а потом и ночью Перри метался и мучился за нее. Я не мог уехать оттуда.

— Его жена и в самом деле может умереть? — робко спросила графиня.

— Она потеряла много крови. Я уверен, что экономка не высказалась бы таким образом, если бы Грейс не была чудовищно переутомлена и неспокойна. Ребенок шел очень долго и трудно. Грейс совершенно обессилена, а ведь она немолодая женщина.

— Но пока ничего нельзя утверждать с уверенностью? — спросила Алекс. — Ты не говорил с врачом или с Перри?

— Нет. Ни тот ни другой от нее не отходили. Алекс. Алекс, поистине жизнь жестока по отношению к женщинам.

Он крепче прижал к себе Алекс. Она помолчала, потом произнесла:

— Я почти уверена. Ты не против, Эдмунд? Не будешь ли ты обескуражен?

— Обескуражен? О, Алекс, любовь моя!

— Но ребенок появится на свет меньше чем через восемь месяцев, Эдмунд.

— Ну что ж, мир узнает, что мы с тобой любили друг друга до свадьбы. Подумаешь, какой стыд! Я только просил бы тебя не поднимать эту тему именно теперь. Я боюсь за тебя, Алекс!

В то же утро супруга священника встретила у церкви обеих мисс Стэнхоп и сообщила им, что ее мужа вызвали в Рирдон-Парк.

— А ребенок? — спросила старшая мисс Стэнхоп.

— Родилась девочка и чувствует себя хорошо.

— Леди Грейс?

Голос мисс Стэнхоп нарушил молчание, которое женщинам не хотелось прерывать. Ее слова прозвучали скорее как утверждение, чем вопрос.

— Бедняжке пришлось очень тяжело, — ответила жена пастора.

Мисс Летиция вспомнила о носовом платке лишь когда слезы с подбородка капнули на ленты ее шляпы.

— Бедный, милый сэр Перри! — всхлипнула мисс Летиция. — Он так ее любит.

— Она выходила замуж из нашего дома, — напомнила старшая мисс Стэнхоп.

Сестры навестили миссис Мортон, а та посетила миссис Кортни, миссис Картрайт и миссис Кэррингтон. Однако то были печальные визиты. Вечерние пересуды никому не доставили радости, и, как во всяких пересудах, грустное в них сильно преувеличивалось. Мистер Кэррингтон застал жену в слезах.