Обещания и Гранаты (ЛП)

величайших моментов жизни — соединение двух сердец в присутствии Бога. Здесь, в этой…комнате, мы являемся свидетелями брачного союза некоего доктора Кэллума Андерсона и мисс Елены Риччи.

Пауза. Священник колеблется.

— О Боже мой, — выдыхает Елена, снова начиная сопротивляться. -

Какого хрена? Прекрати это! Отпусти меня!

Зажимая ей рот одной рукой, я киваю священнику.

— Продолжайте, пожалуйста.

Он облизывает пересохшие губы, затем снова поднимает Библию, продолжая.

— Если у кого-то из присутствующих есть веские причины, по которым

эта пара не должна объединяться, говорите сейчас или навсегда замолчите.

Крики Елены отражаются от моего черепа, вибрации от ее горла проходят через мое предплечье. Я крепче сжимаю ее рот, двигаясь так, чтобы мой указательный палец слегка закрывал ее ноздри; она мычит и кричит, звуки приглушенные и прерывистые, пока не понимает, что ей не хватает воздуха.

Прерываясь на сдавленный крик, она замерает, ее лицо краснеет. Я приподнимаю бровь, наклоняя голову, чтобы заглянуть ей в глаза. Они дикие, пламя танцует в золотых кольцах, и часть меня хочет чувствовать себя виноватым из-за того, что вынудил ее к этому.

Из-за того, что краду ее из ее мира в свой, зная, что она действительно этого не заслуживает.

Но она в опасности, и мой план не может осуществиться по-другому, так что, по правде говоря, ни у кого из нас здесь нет выбора.

— Кэллум, ты клянешься доверять и уважать Елену? Смеяться и

плакать, любить ее преданно, в болезни и в здравии, и что бы ни случилось, пока смерть не разлучит вас? — спрашивает священник деревянным голосом.

— Клянусь, — говорю я, что-то сжимается в моей груди, когда я говорю

это, ложь горькая на кончике моего языка. Он повторяет ту же клятву для нее, и она качает головой, слезы наворачиваются у нее на глазах, рот все еще прикрыт. — Когда я уберу руку, я хочу, чтобы ты это сказал. Скажи, что да.

Ее глаза тяжелеют, слезы наворачиваются.

— Я помогаю тебе. Скажи, что да, — бормочу я достаточно тихо, чтобы

она могла услышать, — или я начну забирать людей, которых ты любишь, одного за другим. Матео был только началом, малышка. Следующим будет твой отец, если ты не сделаешь то, что я скажу.

Она хнычет, от этого звука мой член напрягается еще больше, и делает один-единственный вдох. Медленно я провожу рукой по ее подбородку, готовый наброситься, если она снова закричит.

Но она, кажется, обдумывает и вместо этого сосредотачивается на моих глазах, отказываясь отводить взгляд.

— Почему? — шепчет она, и я думаю о том, как она спрашивала то же

самое о Матео, как она, казалось, не осуждала, просто хотела знать мои рассуждения. Как будто каждое действие, даже самое отвратительное, можно объяснить, если достаточно постараться.

Я подцепляю большим пальцем ее подбородок, приподнимая ее голову, слова уже на кончике языке. Мои секреты умоляют раскрыться настежь, истечь кровью на полу ради нее, но я знаю, что не могу так рисковать.

Во всяком случае, пока нет. Не раньше, чем она станет моей.

Поэтому вместо этого я качаю головой, слегка улыбаясь ей.

— Почему бы и нет?

ГЛАВА 4

Елена

Когда я была моложе, у меня была преподавательница, которая клялась, что наше мышление имеет бесконечную власть над нашей жизнью. Она жила и дышала идеей о том, что время — это не более чем социальная конструкция, и что люди обладают способностью создавать свои собственные реальности.

Она бы сказала, что люди состоят из энергии, и эта энергия обладает определенным магнетизмом, который притягивает как то, чего мы боимся, так и то, чего мы желаем, и что мы должны отражать ту жизнь, которую хотим, во вселенную, чтобы она могла привнести ее нам.

Кстати, не самый лучший образ для учителя католической школы.

И все же, стоя на пороге вечности, глядя в бездушные глаза человека, который преследовал меня во снах последние восемь недель, я не могу не задаться вопросом, было ли правдой то, что сказала сестра Маргарет.

В течение нескольких недель после того, как Кэл оставил меня одну в спальне, мне, должно быть, дюжину раз снилось, что он вернется, чтобы украсть меня у Матео, хотя дальше этого дело не пошло.

Возможно ли, что мои кошмары превратились в реальную жизнь?

Я бросаю взгляд на папу, который, кажется, смотрит куда угодно, только не на меня, пока священник продолжает свою речь о любви, цитируя послание к Коринфянам, как будто не очевидно, что этот союз — фарс. Ради всего святого, Кэл все еще одной рукой обнимает меня за талию, другой сжимает мое горло, и все же мы все ведем себя так, как будто это нормально.

Как будто он просто угрожал моей семье, если я не соглашусь.

Предательство обжигает заднюю часть моего горла, жидкий огонь прокладывает дорожку вниз по грудине, и я снова напрягаюсь в его объятиях. Игнорируя твердую длину, вдавливающуюся между моих ягодиц, и то, как это заставляет мои бедра сжиматься, я пытаюсь высвободить руку.

Он усиливает хватку, раздавливая мою тазовую кость, и я вздрагиваю. Отведя руку назад, провожу большим пальцем по его ноге, впиваясь ногтями в бедро, пока кончики моих пальцев не немеют.