Обещания и Гранаты (ЛП)

Прикусив уголок губы, я обдумываю предложение, чувство вины давит мне на плечи. Как возможно, что место, люди, к которым я когда-то стремилась, теперь кажутся единственным проклятием моего существования?

— Скажи только слово, малышка, и я верну тебя в Аплану прежде, чем ты сможешь сделать свой следующий вдох. — Он делает несколько шагов вперед, свет падает на его красивое лицо. — Представь, как нам было бы весело.

Я почти сдаюсь. Было бы так легко притвориться больной и позволить Кэлу забрать меня туда, где остальной мир перестает существовать.

Влюбиться друг в друга и притвориться, что все это не обречено.

Впрочем, слишком просто. После того, как мама повела себя, когда я ушла в первый раз, она ни за что не позволила бы мне уйти спокойно. Она, наверное, сожгла бы Бостон дотла, только чтобы держать меня под своим крылом, милую маленькую куклу, которую она может наряжать и манипулировать вечно.

Поэтому вместо того, чтобы принять предложение Кэла, я снова качаю головой, выпрямляя позвоночник до тех пор, пока он не затрещит.

— Я заставила тебя прийти сюда. Будет справедливо, если не доведу дело до конца, верно?

Его рот изгибается вниз, мышца под глазом пульсирует.

— Ты ничего не заставляла меня делать. Я пошёл на это, потому что…

— Ужин подан!

Один из личных поваров моих родителей толкает тележку через французские двери, подкатывая к накрытому столу. Бабушка и папа входят следом, папа занимает свое обычное место во главе стола. Обычно мама садилась на противоположном конце, а все остальные находили место между ними, но Кэл подходит к столу и плюхается в мамино кресло.

Стелла и Ариана замирают, поднимая головы, когда он садится. Я чувствую жар их взглядов на себе, но не могу оторвать свой от мужа, желудок сжимается до тех пор, пока не начинает подниматься желчь, обжигая мою грудь натиском.

Боже, это будет долгая ночь.

Бабушка тихо садится по другую сторону от Стеллы, похлопывает ее по локтю и говорит, что букатини all'Amatriciana пахнет потрясающе. Папа и Кэл сцепились в состязании в гляделки, хотя это начинает казаться чем-то большим.

Чем-то, о чем они мне не говорят.

Обычно мы ждем, пока все гости не сядут за стол, и, поскольку мама еще не пришла, все Риччи откидываются на спинки своих кресел, потягивая напитки или намазывая булочки маслом.

Кэл, однако, тянется к центру стола, снимает клош с блюда для пасты и накладывает себе тарелку.

Занимая место слева от Кэла, я разворачиваю салфетку и кладу ее себе на колени. Мой голос приглушен, когда я говорю, едва слышен, но Кэл наклоняется и слушает, засовывая вилку букатини в рот.

— Почему ты сейчас участвуешь в каком-то соревновании по измерению члена с папой?

— Мой больше. Соревнование окончено. — Он засовывает салфетку за воротник рубашки, прочищает горло, не отводя взгляда с моего отца.

Я корчу гримасу.

— Фу. Что между вами двумя происходит? Тебя не беспокоит, как это может выглядеть для Старейшин?

— Как это может выглядеть?

Я пожимаю плечами, двигая руками в круговом жесте.

— Так. Ты подрываешь его контракт с «Болленте Медиа», женишься на дочери, которую он им обещал, а теперь очевидная борьба за власть?

— Здесь не должно быть никакой борьбы за власть, малышка. У твоего отца ее нет. — Наконец, Кэл смотрит на меня, его глаза пылают, заставляя жар разливаться между моими бедрами. — Единственный, кто здесь имеет хоть какую-то власть, особенно над тобой, — это я. Твой муж.

Его слова заставляют мое горло сжиматься, хотя они звучат смутно угрожающе по своей природе; его тон, однако, источает секс, и хотя мой мозг изо всех сил пытается справиться с каждой эмоцией, прокатывающейся по моему телу, есть та, за которую он цепляется.

Как знакомый друг, появляется возбуждение и пересиливает все остальное, заставляя меня забыть, на что я только что жаловалась.

Сжимая бедра вместе, я ерзаю на стуле, тянусь за стаканом воды, стоящим передо мной. Я делаю глоток, не сводя глаз с Кэла, пока папа не прочищает горло, привлекая мое внимание.

— Bambina, — говорит папа своим со скотчем в руке. — Как дела в учебе?

Моя рука застывает в воздухе, и я задыхаюсь, чуть не роняя стакан. Делаю еще один глоток, выигрывая несколько секунд, пока наскребаю ответ.

— Я… бросила.

Ладно, не очень удачное спасение, но неважно.

Его глаза расширяются, и он ставит свой стакан обратно на стол.

— Perché? (п.п.: от итал. Почему)

Я чувствую, что Кэл наблюдает за мной, но смотрю прямо на Папу.

— Я больше не хотела этим заниматься. Преподавание литературы меня не интересует.

— Понятно. — Ноздри папы раздуваются, и он постукивает кольцом большого пальца по своему стакану. — Я полагаю, ты не подумала сообщить человеку, находящемуся на крючке твоего студенческого кредита, что ему придется заплатить за него раньше, чем он думал?

Стыд заливает мое лицо, обжигая, когда он хлещет по моей коже. Ариана и Стелла пристально смотрят на стол, в то время как бабушка допивает остатки своего вина.