Обещания и Гранаты (ЛП)

Обхватив рукой ее горло, я тяну ее вверх, так что она вынуждена смотреть мне в глаза, когда я вхожу в нее.

— Ты чувствуешь это? Как идеально мы подходим друг другу? Это реально, Елена. Я, черт, не могу притворяться, и ты тоже. -

Она бешено кивает, приподнимаясь, чтобы прижаться своими губами к моим в обжигающем, высасывающем душу поцелуе.

Интенсивность этого заставляет мой желудок перевернуться, и я хмурюсь, ритм сбивается. Отпрянув назад, я сжимаю ее горло по бокам.

— Не целуй меня так, будто это прощание.

Глядя мне в глаза, она не отвечает, и это неприятное чувство превращается во что-то горькое, в бездну отчаяния, в которую я убедил себя, что не попаду.

— Заставь меня кончить, — говорит она деревянным голосом, так резко контрастируя с извивающейся, стонущей женщиной несколько секунд назад, что я получаю удар хлыстом.

Мои пальцы сжимаются вокруг нее, раздражение разжигает что-то горячее и яростное внутри меня.

— Прекрасно, — говорю я, возобновляя свои толчки, пока не слышу влажное шлепанье нашей кожи вместе с шумом музыки внизу.

Даже когда это нарастает, набухая, как оргазм, который я чувствую внутри нее, вот что я слышу. Мою кожу покалывает, зная, что все остальные, вероятно, тоже это слышат — или, по крайней мере, ее семья в ложе рядом с нами.

— Но не говори, что я погубил тебя, когда мы чертовски хорошо знаем, что все наоборот.

Она хмыкает, переплетая свои пальцы с моими, усиливая давление на шею.

— Как я тебя погубила?

— Ты поглотила меня с того момента, как подошел ко мне на той вечеринке с коктейлями много лет назад. С тех пор я даже не думал о другой женщине. — Я близко, так чертовски близко, мои бедра набирают скорость, когда удовольствие проходит через меня. — А теперь будь хорошей маленькой сучкой и следуй за своим мужем.

Я рычу, наблюдая, как ее зрение ослабевает, зная, что она теряет сознание. То, как она так охотно предоставляет мне контроль над своей жизнью, над самым низменным актом дыхания, чертовски близко доводит меня до крайности, когда я смотрю, как ее лицо краснеет, а глаза темнеют.

Я отпускаю ее в ту секунду, когда ее киска сжимается вокруг меня, сжимаясь почти до боли, проглатывая напряженный вздох, срывающийся с ее губ.

Танцоры выходят на сцену, в то же время ее ногти царапают мою грудь, мое имя слетает с ее губ.

— Кэллум.

— Да, — шиплю я, мои яйца напрягаются, угрожая последовать ее примеру, когда ее соки наполняют мой член. — Ах, черт возьми, да. Собираюсь наполнить эту идеальную киску до отказа, вознаградить мою жену за то, что она такая хорошая маленькая шлюшка.

Она визжит, вторая волна накатывает на нее, яростно сотрясаясь вокруг меня. Затем мое зрение затуманивается, собственный оргазм обрушивается на меня приливной волной экстаза, выплескивая поток за потоком горячей, липкой спермы в нее, пока не начинает вытекать, в то время, как я все еще внутри.

Издав низкий стон, когда музыка вокруг нас, кажется, взрывается громкостью, я прислоняюсь к ней, пытаясь восстановить зрение.

— Слезь с меня, — огрызается она, толкая меня в плечи.

Я опираюсь руками на стул и встаю на дрожащие колени, бросая взгляд вниз на испачканную спермой и кровью красавицу передо мной, любуясь новым шрамом на ее бедре и моими отпечатками пальцев на ее шее.

Она мое величайшее произведение. Картина маслом, которую я хочу повесить у себя на стене до конца вечности.

— Ты такая чертовски красивая, — бормочу я, не уверенный, что она меня слышит.

Протягиваю руку, чтобы помочь ей привести себя в порядок, но она отталкивает ее, поправляя платье, насколько это возможно.

— Мне нужно в уборную.

Сжав челюсти, я делаю шаг назад, киваю, хотя то же самое неприятное чувство снова вспыхивает в моем животе, предупреждающий знак, если он когда-либо был. Я сажусь на свое место, заправляю себя обратно в штаны и жду, пока она исчезнет за занавеской.

Проходит пять минут. Потом десять.

Через некоторое время беспокойство превращается во что-то более глубокое, во что-то более печальное.

Что-то более постоянное.

И когда я покидаю балет раньше положенного, пробираясь во все туалеты, доступные для публики, заглядывая под каждую кабинку, я не удивляюсь, когда все, что я нахожу, — это ее телефон, брошенный на задней стенке туалета.

Клочок бумаги засунут под устройство, и мое сердце замирает глубоко в горле, принося с собой волну тошноты.

Как долго я любил тебя,

Но выразить не смел.

Лишь ты мне радостью была,

Лишь о тебе я пел.

(п.п.: Джон Клэр — Секрет)

Я стою в этой кабинке гораздо дольше, чем следовало бы, читая и перечитывая слова Джона Клэра, не в силах избавиться от иронии того, что мы, похоже, прошли полный круг.

Интересно, было ли ей также больно, когда я был тем, кто ушел.

ГЛАВА 36

Елена

Ариана пристально смотрит на меня, откусывая свой сэндвич с тунцом, ничего не говоря.

На самом деле, ни одна из сестер ничего не сказала за сорок пять минут, и это начинает действовать мне на нервы.