Обет молчания [СИ]

— Короче, сейчас еще одно ее выступление, — официант глянул на наручные часы, — минут пять-семь танцует и в гримерку, лови ее по дороге. Смотри там, аккуратней — охрана фильтрует таких на «раз-два». Им не нравится, когда девочек лапают, — он вновь широко улыбнулся. — Но, ты мне нравишься, детка, ты клевая. Оставишь телефончик?

Я посмотрела на моего обожателя сверху вниз, между нами разница сантиметров пятнадцать, не меньше. Хотелось послать его на хрен, но он, все-таки, для меня старался.

— Благодарю, но в другой раз, — сказала я.

На подиуме появилась Кокорина, я любовалась зажигательными движениями ее гибкого тела. Уйма мужиков двигались в такт музыке вокруг подиума, не отрывая от нее наполненных похотью глаз, наслаждались ее танцем, некоторые тянули к ней руки, с зажатыми в них купюрами. Закончив танец, она быстро направилась к выходу, я за ней.

— Наташа, — окликнула я ее.

Кокорина вздрогнула, не ожидала услышать здесь свое настоящее имя, повернулась ко мне, в это время меня ухватил за локоть охранник, бык с шарообразными плечами, обтянутыми черной водолазкой, он словно из стены материализовался.

— Я от Элины, — из моих уст это прозвучало как пароль.

Я не ошиблась, она сделала знак охране и меня отпустили.

— Идем за мной, — сказала она. Мы прошли по узкому коридору, освещенному красным неоновым светом, словно по лабиринту, и очутились в небольшой приват-комнате, с мягким велюровым диваном, танцевальной сценой и двухрежимным пилоном-шестом. Кокорина уселась в одно из кресел, достала из-под кресла пачку сигарет, оттуда же пепельницу и, закинув ногу на ногу, закурила. При этом ее лицо было напряжено, а глаза внимательно следили за мной. Она ждала.

— Я ее видела в эту среду, на суде, — сказала я.

Кокорина, молча, курила, продолжая смотреть на меня. У нее были сильные красивые икры, с гладкой кожи сбегали капельки пота.

— Кто вы? — сказала она.

Шагая за ней по коридору, я обдумывала с чего начать разговор, и я решила быть предельно честной.

— Я журналист.

Кокорина не шелохнулась, продолжая курить.

— Я веду судебную хронику и решила прояснить некоторые для себя вопросы. Ты не против?

— Для себя?

Мне показалось, она усмехнулась.

— Ну да, пока для себя, — ответила я.

— Что с Элиной? — спросила Кокорина мрачно.

— С ней все в порядке. Процесс пока не закончился, она держится молодцом. Только молчит и это не в ее пользу.

— Много ей светит?

— Лет восемь.

— Кошмар, — сказала Кокорина и затушила окурок.

— Ей можно помочь, — начала я, осторожно подбираясь к основному вопросу.

— Помочь, как?

— Скажи, почему она так кардинально решила поступить с Тагировым? — задавая вопрос, я внимательно следила за ее реакцией. Мне показалось, что у нее дрогнула щека, а по глазам пробежала тень тревоги.

— А, что бы вы сделали на ее месте? — она подалась вперед, затем шумно втянув в себя воздух, откинулась на спинку кресла, отвернулась и выдохнула, в глазах ее стояли слезы. — Я не знаю, это полностью ее выбор.

— Что бы я сделала…? — я задумалась на мгновение. — Если я была бы уверена, что во всем есть вина Тагирова, то я бы все сделала, чтобы его наказать, — и добавила. — По закону.

Кокорина закурила еще одну сигарету, хороший знак.

— Я не знаю всех подробностей, Элинка всегда была на своей волне. Когда Артур погиб, она, капец, как переживала. Они же оба росли без отца, Артур был ей и за отца и за брата, он был добрым, помогал, ничего для нее не жалел, был для нее Богом. Я говорила ей, что в жизни еще не то будет, а она плакала. Я, правда, больше ничего не знаю, и полиции то же самое говорила, что ничем не могу им помочь, — Кокорина изобразила на лице страдание.

Или не захотела, подумала я.

— И все-таки, считаешь ли ты, что Артур виноват в той аварии?

Кокорина закусила губу, мне показалось, что она позабыла о сигарете, которая дымилась в ее подрагивающих пальцах.

— Я не знаю, говорили так, что он по неосторожности вылетел на встречку, а почему вы спрашиваете об этом, разве это может как-то повлиять на срок Элины?

— На суде участвуют присяжные, если дать им услышать правду, достучаться до их сердец, то возможно все.

Она скинула ногу, подалась вперед, соединив ладони.

— Чего вы хотите от меня?

— Правду, — ответила я, понимая, что теряю с каждой секундой драгоценную инициативу, — в ту ночь была еще одна машина?

— Какая машина? — Кокорина сморщилась, ее лицо, словно треснуло, выпустив наружу грубую натуру, сделав ее некрасивой и даже отталкивающей.

— Черный BMW, я знаю, что ты была в ней.

Ее словно хлестнули, сбивая с лица осколки маски милого дитя.

— Слушайте, — Кокорина поднялась, — я ничего не знаю, и прошу, не впутывайте меня в это дело. Мне нужно работать, — она направилась к двери.

— Постой, — я поднялась следом, протянула ей записку, — возьми на память.

Кокорина с недоверием глянула на листок, взяла его, узнала знакомый почерк. Даже в красном неоне я видела, как она побледнела. В следующее мгновение передо мной хлопнула дверь.