«Веселая шутка» не образумила братьев. По наущению Тиеста Атрей со своими друзьями подкараулил Хрисиппа в роще возле реки Алфей. Они задушили его, а затем инсценировали самоубийство.
Пелоп не поверил этой версии. Он начал расследование. Круг подозреваемых лиц все больше сужался, и у Пелопа почти не оставалось сомнений, что убийство является делом рук Атрея и Тиеста. И вот тогда Тиест решил предупредить развитие событий и воспользоваться ситуацией, чтобы устранить Атрея и стать единственным наследником престола. Он явился к отцу и рассказал, как был убит Хрисипп с мельчайшими подробностями, известными ему из первых уст, умолчав, конечно, о своей роли в этом злодеянии. Но Пелоп понял все. Реакция его оказалась неожиданной для Тиеста. Он холодно выслушал сына и ничего не сказал ему в ответ. Несколько дней Пелоп никого не принимал, а затем через управляющего дворца отдал распоряжение Атрею, Тиесту и Гипподамии покинуть Пису.
Гипподамия с сыновьями отправилась сначала в Макисту. Затем они перебрались в Медею. Там через несколько месяцев Гипподамия умерла. Ее прах был перенесен в Олимпию. Вскоре после этого умер и Пелоп, жизнь которого теперь потеряла всякий смысл. Его запоздалая попытка вырваться из «рокового круга» ни к чему не привела.
Пелоп был рожден для того, чтобы стать знаменитым героем и великим государственным деятелем. Под Троей на Лесбосе он одержал блестящие военные победы. Будучи царем незначительного и слабого государства, он приобрел огромное влияние среди ахейцев. Его единственной военной операцией после того, как он стал царем в Писе, был захват Олимпии. Пелоп понял, какое значение может иметь святилище Зевса для укрепления его авторитета. В отличие от Тантала он не спорил с богами и жрецы неизменно поддерживали его. Когда Электрион и Сфенел обратились к дельфийскому оракулу с вопросом о том, кого им взять в жены, Аполлон назвал имена дочерей Пелопа.
Таким образом, оба его зятя, сначала Электрион, а затем Сфенел, были царями в могущественных Микенах, сестра была замужем за правителем Фив, свою племянницу Пелоп выдал замуж за царя Пилоса Нелея, Питфей и Трезен стали царями в Посейдонии, получившей позднее название Трезении. Обладая столь сильным влиянием, Пелоп никогда не вмешивался в дела других ахейских государств и не мечтал, подобно некоторым другим анактам, о завоевании Азии. Возможно, это объясняется тем, что личная драма полностью поглотила его. Но с другой стороны, внутренняя напряженность, неразрешимость «роковых» проблем должны были бы, наоборот, толкать его к внешней активности. В чем же тут дело? По-видимому, Пелоп был, все-таки, мудрым политиком и, вообще, мудрым безумцем. Не потому ли он любил повторять: «Не создавай роковых ситуаций и не нарушай равновесия».
«Не создавай роковых ситуаций...» — думал Питфей. Да, это очень правильно и мудро... Но все ли здесь зависит от нас? И не только потому, что мы можем быть вовлечены в «роковые ситуации», созданные другими, помимо нашей воли, но потому, что они заложены в нас еще до нашего бытия. А равновесие... Оно может иметь смысл лишь как всеобщий принцип. Но кто способен претворить его в реальность? Вся сообщность людей, правители государств? Нет, это невозможно. Боги? Но они находятся в вечном несогласии между собой и, подобно людям, имеют пороки и одержимы страстями. Рок? Но он безразличен к судьбам людей и вселенной. Да, пожалуй, прав мудрый безумец Пелоп. Нам остается лишь рассчитывать на свои слабые силы и стремиться по мере возможности не создавать «роковых ситуаций» и не нарушать равновесия.
7. БЕССОННАЯ НОЧЬ ЭГЕЯ
Эгей не мог заснуть до утра. Он пытался как можно точнее восстановить в памяти разговор со своим другом. Многое нужно было обдумать. У него не выходила из головы фраза Питфея о проклятии, тяготеющем над родом Пелопидов. Эгея поразило то, над чем раньше никогда не задумывался, хотя это и вызывало где-то в подсознании у него неясную тревогу, поразила внутренняя связь Питфея с героями драм, которые разыгрывались в роде Тантала. Он — и Тантал, и Пелоп, дерзкий мятежник, бросивший вызов небу, и реалистический политик. Его отношения с Антией — как будто бы совсем не то, что у Пелопа с Гипподамией. Но что было бы, если бы Аэтий благоразумно не уступил ему свою дочь? И не только Тантал и Пелоп... Нет ли у него чего-либо общего с дерзким и честолюбивым Атреем, коварным Тиестом, мрачным Алкатом или, наконец, с Эномаем? Не грызет ли эта мысль самого Питфея? Не возвращается ли мысленно он вновь и вновь к драмам дома Пелопа, вживаясь в роль каждого участника этих драм, пытаясь постигнуть в мельчайших нюансах мотивы их действий и каждый раз с содроганием проводя параллель между ними и собой?