Обезьяна на мачте

Но все плохое на свете кончается, как впрочем, и все хорошее. Море уставало, стихало, и тогда снова можно было выбираться на палубу, вволю дышать свежим воздухом, греться на солнце и пугать громким лаем летучих рыб, которые выпархивали из воды на длинных трескучих плавничках и снова шлепались — наверное, от страха — в прозрачные волны. А еще подплывали дельфины и пробовали тоже выскочить из моря, но у них это получалось хуже, чем у летучих рыб. А еще взрезали волны косые плавники акул. А еще… но тут по кораблю разносился металлический голос: «Команде руки мыть! Приготовиться к обеду!» И Шланг мчался на правый борт, где из приоткрытой двери камбуза струились в море прекрасные запахи флотского борща и тушеного мяса.

II

Однажды «Садко» получил задание разыскать на дне Черного моря советскую подводную лодку, лежавшую там со времен войны. Делалось это так. С борта судна свешивалась над водой смотровая камера — эдакий стальной гриб с множеством круглых глазков по краям «шляпки». Через люк в макушке влезал внутрь матрос-наблюдатель, становился в ножке в полный рост, закрывал над головой тяжелую литую крышку и докладывал по телефону: «К погружению готов». Тогда специальная корабельная лебедка раскручивала трос и «гриб» смотровой камеры медленно погружался в воду, уходил на глубину, зависал над самым дном. Матрос-наблюдатель посматривал в окошечки-иллюминаторы, закрытые очень толстыми стеклами, и сообщал по телефону на корабль, что он видит вокруг. Но сколько ни погружалась камера в море, ничего, кроме обросших зелеными махрами донных камней, наблюдателям не попадалось. Командир даже стал сомневаться: а правильно ли ему указали место гибели подлодки? Переживала вся команда. Всем хотелось найти последнее пристанище геройского экипажа, поднять с лодки пушку или гребной винт, чтобы на берегу, в Севастополе, поставить как памятник…

После обеда настал черед идти под воду хозяину Шланга матросу Котову. Пес побежал провожать его. И вдруг Федя подхватил щенка под мышки и спрыгнул вместе с ним в тесный стальной «гриб».

— Пора, брат, тебе оморячиться! — сказал он. — Не забоишься?

В смотровой камере прескверно пахло сырым железом и старой краской. Когда же Котов закрыл люк, стало и вовсе невесело: сумрачно, глухо, страшно. Шланг даже заскулил слегка: «Не хочу, не хочу, не хочу…» Но хозяин легонько потрепал его по голове, и щенок замолк. Тут камера пошла вниз, качнулась на волне, вода подступила к окошечкам близко-близко, лизнула их раз-другой, а потом стекла застлала зеленовато-голубая пелена, пронизанная струйками блестящих пузырьков. Это выходил на поверхность воздух, прихваченный стальным «грибом».

С каждым метром погружения мир за круглыми окошечками тускнел, наливался синевой глубины. Вдруг у самого стекла вспорхнула стайка юрких черных рыбок. Самые любопытные из них тыкались носами в стекло, точь-в-точь, как это делали их золотистые сестры в аквариуме, что стоял в каюте командира. Только на сей раз все было наоборот: Котов и Шланг как бы сами сидели в «аквариуме», доставляя рыбам удовольствие разглядывать себя сквозь стекла. Шланг не выдержал и тявкнул.

— Ты чего? — удивился матрос. — Это «морские ласточки». Видишь, какие у них хвосты? Будто вилки. Как у настоящих ласточек…

— Котов, ты чего там бубнишь? — спросили по телефону сверху, с корабля, который покачивался теперь высоко-высоко над их головами.

Матрос Федя замолчал и стал внимательно вглядываться в сумрачную синеву, сквозь которую смутно проступали глыбы мохнатых подводных скал. Ласточки упорхнули вверх, туда, где в толще воды еще играли солнечные лучи. В смотровой камере стало холодно. Шланг задрожал мелко-мелко. Широкая теплая ладонь хозяина легла на спину и согрел ее.

«Наверное, ни одна собака в мире не погружалась на дно моря, — с гордостью подумал Шланг и встряхнул вислыми ушами. — А уж всякие одноглазые коты, — вспомнил он Пирата, — и вовсе».

В иллюминаторах медленно, чуть покачиваясь, проплывали причудливые нагромождения скал.

— Стоп! — закричал Котов в микрофон. — Возьмите чуть правее… Кажется, что-то вижу!

Шланг же ничего интересного не видел. Просто на пути у них пролегло нечто длинное мохнатое с горбом посередине. Но это и была затонувшая подводная лодка; наметанный глаз матроса сразу же разглядел в «горбе» очертания боевой рубки. Смотровую камеру быстро подняли. Открыли люк, Шланг тут же выпрыгнул, радуясь солнцу, простору и свежему воздуху.

Вместе с Котовым они были героями дня. И все говорили:

— Вот как со Шлангом погрузились, так сразу и нашли. Раньше бы его посадить…

А на другой день Шланг снова прославился. «Садко» стоял на якоре над найденной лодкой. Под водой работали водолазы. Они снимали с палубы пушку. К полудню возле спасательного судна появился иностранный тральщик. Его командира очень интересовало, чем заняты советские матросы. Тральщик заходил то с носа, то с кормы, поднимая волну, которая раскачивала тросы и мешала водолазам делать свое дело.