Обезьяна приходит за своим черепом

Потом: «Профессор!»

Наконец: «Г-н Ланэ!»

Последнее письмо просто: «Г-н Ланэ (уже без восклицательного знака), вашу анонимку я получил».

Бумага была хорошая, гладкая, и я подбирал её из корзинки.

На третий день отец запечатал письмо в конверт и послал меня за Куртом.

Курт пришёл и встал около двери.

— Да нет, нет, вы подойдите сюда, что вы там вытянулись, — позвал отец. — Во-первых, я слышу плохо, а во-вторых, просто... ну, проходите сюда.

Курт посмотрел на меня — я сидел около окна и мастерил кораблик. «Многоуважаемый коллега» было написано на борту. Курт подмигнул мне и даже прошептал что-то про себя. Готов побиться об заклад, что он окончил шепотком фразу отца и окончил её так: «Просто не гуманно».

— Вот! — Отец повернулся к Курту и взял конверт в руку. — Я вас попрошу... — Он опасливо оглянулся. — Вы мадам Мезонье не видели?

— Она только что была в беседке, — ответил Курт.

— О! В беседке. Отлично! — отец сразу повеселел. — То письмо вам передала госпожа Ланэ? Вы ведь, кажется, и у неё лет десять тому назад работали?

— Нет, сам господин Ланэ, — ответил Курт.

— Ага, господин Ланэ! И он вам сказал...

— Он мне сказал: «Вот, Курт, возьмите, спрячьте это письмо куда-нибудь подальше, и если вас задержат, будут обыскивать и найдут это письмо, то вы...»

— Так, понятно, — кивнул головой отец. — Теперь вот какое дело, Курт. Вот и я даю вам это письмо и... Но вы как? Уже оглядели тут сад и оранжерею и всё... ну, и всё, что подлежит вашему, так сказать, верховному владению... вашу монархию, что ли? — он бледно улыбнулся.

— Да, господин профессор, — ответил Курт очень серьёзно, не принимая улыбки отца, — но должен вам сказать откровенно... Я человек прямой и без этих самых...

— Да, да, пожалуйста, — сказал отец рассеянно, — пожалуйста, Курт.

— Должен сказать, очень запущенное хозяйство... очень. Вы посмотрите, что стало с клумбами. Ведь на них кра-пи-ва рас-пус-ка-ет-ся! Вы знаете, я сегодня очищал одну клумбу... — Курт выглядел очень обеспокоенным, но я смотрел на его щеку — она не дёргалась.

— Ну-ну, — сказал успокоенно отец, — как-нибудь там, знаете, помаленьку...

— Потом пруд, ведь это чёрт... Извините, это чёрт знает что такое. Он зацвёл, как мокрый сухарь, на нём скоро можно будет уже и грибы собирать.

— Ну-ну, уж вы как-нибудь там, Курт, — просительно сказал отец, он был уже не рад, что начал этот разговор. Он пошарил в ящике стола и вынул коробку сигар. — Вы курите, Курт?

— Только трубку. Аллеи! Ну что это за аллеи!

— Ладно, Курт, ладно! — отец мягко дотронулся розовым пальцем до его грубой, обветренной руки (теперь Курт стоял рядом). — Ведь я в этом ничего не понимаю, — сознался он виновато. — Теперь вот какое дело. Видите это письмо? Его надо передать лично, только — вы слышите, Курт, лично! господину Ланэ. Послать сейчас некого, я знаю, что не ваше дело, но, видите, — отец развёл руками, — никого нет, почта не работает, и вообще...

— Ладно, давайте письмо, — сказал Курт и взял в руки конверт.

— Только смотрите, Курт, — отец поднял палец. — это письмо надо хранить.

— Ну, — улыбнулся Курт, — будто я не знаю!

Он положил письмо на стол, опустился на одно колено и стал разворачивать обмотку.

(Сегодня он был почему-то не в сапогах, а в несокрушимых футбольных бутсах, которые были так грубы, что даже и не блестели, несмотря на все его старания.) В это время вошла мать, и отец проворно схватил письмо.

Мать подошла и вырвала конверт из его рук.

— Дай сюда! — сказала она, поглядела на адрес, покачала головой, вздохнула и пошла из комнаты.

— Берта! — позвал отец.

Мать остановилась и поглядела на него.

— Нет, ты с ума сошёл! — сказала она убеждённо. — Ты попросту сошёл с ума! Как же тебе не стыдно, Леон! Мы с тобой, кажется, обо всём договорились, а сегодня ты... Есть у тебя слово или нет?

— Да нет же, Берта! — отец чувствовал себя очень неловко. — Это же не то, нет, нет! Совсем не то.

— Не нет, а да! — сказала мать твёрдо. — Посылать такой документ! В такое время! К такому человеку! Постой, Леон, я пощупаю у тебя голову. Ведь ты же сам называл его Иудой. Ну, скажи, пожалуйста, что будет, если это письмо попадёт в руки тех...

— Ну! — отец покровительственно засмеялся. — Чепуха. Берта, как ты не понимаешь! Ведь это же ответ на его собственное письмо.

— А! — мать даже досадливо сморщилась. — Нет, право, хочется пощупать, какой у тебя лоб... Ну кто же говорит, что он пойдёт и выдаст! Ну, скажем, найдут у него это письмо, тогда что? Ты что же думаешь, он станет молчать? Выносить побои? Да, Боже мой, он сейчас же скажет: «Это письмо написал мне профессор Мезонье...»

— И погубит самого себя, — сказал отец.