Обезьяна с гранатой

«Элеонора – дура! – думал горбун дорогой. – Доверить казну человеку, который уже подвел? Четыре сундука с золотом! Слуги графа вспотели, таская их. А я даже гвардейцев для охраны не взял: убедил, что привлекут внимание. Глупая и развратная тварь! Думает, раз затащила меня в постель, то облагодетельствовала? Зачем мне шлюха? Я ждал этого золота столько лет! Полмиллиона дукатов в маленькой сумочке! Я сам куплю себе герцогство. Найду жену: юную и непорочную – графиню или маркизу. За золото можно купить все. Эти дворянчики, разгуливающие в драных штанах и чванящиеся происхождением, будут кланяться и умолять меня взять на службу. А мы еще посмотрим, стоит ли…»

Сисар сдвинул занавеску и приник глазами к окну. Карета тащилась по мощеной улице, грохоча окованными колесами по брусчатке. Встречные прохожие провожали ее хмурыми взглядами. «Город на грани бунта, – заключил горбун, опуская занавеску. – Из-за мятежа к нам не ездят купцы, из лавок исчезли необходимые товары, продукты вздорожали вдвое, а тут еще и осада. Элеонору проклинают на каждом углу. Это славно, что явился Готард. Через день-два бежать пришлось бы все равно, но без казны».

– Поставь карету в сарай, а лошадей – на конюшню! – велел Сисар кучеру по приезде. – А после выпей за мое здоровье!

Он вложил в подставленную ладонь дукат. Кучер довольно осклабился и закивал. «Теперь его не скоро найдут! – подумал Сисар. – Забьется в место, где не сыскать, и будет пить, пока не кончатся деньги. Хороший слуга! За то и взят».

Карета укатила. Сисар отворил тяжелую дверь и скользнул внутрь. Задвинув засов, он прошел в неуютное холостяцкое жилище, состоявшее из одной комнаты, в которой находились кровать, сундук, стол и стул. Мебель была старой и обшарпанной. Придворный или даже слуга, заглянув сюда, были бы поражены: здесь обитает советник герцогини, беспощадный и всесильный? Да здесь ремесленнику жить стыдно!

Посторонние, однако, в этой комнате не бывали – их сюда просто не звали. Сисар открыл сундук, достал из него потертый плащ, холщовую рубаху, такие же штаны и поношенные сапоги. Бросив одежду на кровать, а сапоги – на пол, он стал переодеваться. Спустя короткое время всесильный советник преобразился в горожанина, небогатого и уродливого. Сумку с векселями Сисар пристроил на груди под рубахой, привязав ее ремешками. «Горб сзади, горб спереди, – подумал с ухмылкой, – кого это удивит?» Достав из потайного места собственные, заранее приготовленные векселя, Сисар спрятал их в кошель, который сунул под рубашку за спиной. Другой кошель, с монетами, пристроил на поясе спереди. Рядом прицепил нож. Натянув суконную шапку-колпак, горбун вышел из дома и огляделся. Пересчет золота и выдача векселей заняли много времени, над Баром уже сгущались сумерки. Сисару это было на руку. Не заметив слежки, он запахнулся в плащ и прошел переулком. Тот привел его к сараю, притулившемуся к стене. Горбун снова огляделся, достал ключ и открыл замок. Он выглядел ржавым, но механизм провернулся легко – недавно смазывали. Сисар затворил дверь за собой, протянул руку и взял с полки огниво. Он высек огонь и зажег факел. Внутренности сарая осветились. Сисар прошел в центр, нагнулся к полу и потянул на себя крышку люка. Та поддалась, обнажив черный проем. Сисар сунул в него факел, осмотрелся и спустился по деревянной лестнице. Люк за собой закрывать не стал. Коптящее пламя высветило в известковой стене проход. Горбун вошел в него и двинулся подземным ходом.

Вырубленный в известковой скале, ход был сухим и теплым. Пол постепенно опускался, и скоро на горбуна пахнуло речной сыростью. Бросив факел на пол, он затоптал пламя и осторожно двинулся дальше. Впереди посветлело и послышалось журчание. Бар стоял на скалистом острове, омываемом Соной. Противоположный берег правой протоки был пологим и позволял подойти к воде – там сейчас располагалось войско мятежников. Левый рукав реки проложил дорогу сквозь скалы, и его противоположный берег, высокий и обрывистый, был непроходимым. Подземный ход, которым воспользовался горбун, выходил как раз к левому рукаву.