Обезьяний ящик

Сразу зафиксирую: издание завершается весьма глубокой, тонкой и содержательной статьей Валентины Полухиной «Портрет поэта в его интервью», исчерпывающей «Библиографией интервью Иосифа Бродского» и именным указателем. Составитель специально оговаривает, что в книгу не включена ни одна «беседа» Бродского с известным музыковедом Соломоном Волковым по той простой причине, что эти тексты тщательно редактировались, микшировались, переиначивались и т.д. (Соломон Волков. Разговоры с Иосифом Бродским. N.-Y, 1997; Соломон Волков. Диалоги с Иосифом Бродским. М., 1998). Книги чудесные, но в них затушевана живая неповторимая вербальная повадка поэта. В интервью, вошедших в рецензируемое издание иногда в «обратных» переводах, прекрасно ощутима живая, нервная, иногда сбивчивая речь Мастера-мыслителя.

Поэзию Бродского многие преданно любят, многие преданно ненавидят. Дело житейское: каждый человек имеет право на частное мнение по частной проблеме. Замечу, что когда я был молод, все подражали Есенину (самые «продвинутые» – Блоку), сегодня бесчисленные эпигоны Бродского заполонили поэтические разделы буквально всех «бумажных» и «сетевых» изданий. Это неоспоримое явление длится уже четверть века. Сам я, грешный, Бродского "обожаю" (прелестное словечко из лексикона барышень – «институток» – благородных девиц), осознанно и продуманно числю его величайшим метафизическим поэтом прошлого века. Почему метафизическим? Читайте – и «обрящете».

Я думаю ТАК, Ты, читатель, возможно, считаешь иначе (ради Бога). На мой вкус и взгляд, Бродский, медальным профилем «наплывший» (словечко Осипа Мандельштама) на мировую литературу, реформировал русскую поэзию. Как? А так: уподобим русскую классическую поэзию великолепной «лакированной карете» (первоначальное название романа Андрея Белого «Петербург») с дивными лошадками, мягкими рессорами, венецианскими стеклами, шелковыми обоями, меховыми «полостями». Красиво до обморока, величаво, шедевр словесного искусства. Поэзия Бродского – некий «Ягуар» или «Бугатти»» с иным дизайном, выверенным в аэродинамической трубе ураганного двадцатого века, с иными мощностями и скоростями. И «Ягуар», и «Бугатти» с их «обводами», моторами, «подвесками», кожаными сидениями – неоспоримые шедевры. Как говаривали в старой России: кто любит попадью, а кто – попову дочку.

Иосиф Александрович старше меня на восемь лет: поэт пользовался высоким покровительством Анны Андреевны Ахматовой, а я – одиннадцатиклассник – присутствовал лишь на ее отпевании в Никольском соборе. В юные годы я видал его мельком много раз. Могу сказать с горькой печалью, что с годами я стал другом его друзей («иных уж нет»). Жизнь странна и печальна. 30 января 1971 года мы хоронили великого гуманитария академика Виктора Максимовича Жирмунского – теоретика литературы, стиховеда, лингвиста, непосредственного участника литературного процесса Серебряного века, «пестователя» нескольких поколений питерских филологов. Я был тогда весьма близок семье своего учителя. Ваш покорный слуга нес гроб «в ногах», слева был Бродский, справа – выдающийся теоретик и практик русского стихотворного перевода профессор Ефим Григорьевич Эткинд. В накатанном процессе похорон покурили пару раз с «культовым» уже тогда «рыжим». Разговор состоялся пустяковый, но я его запомнил. Иосиф Александрович пророчески заметил, что после кончины Жирмунского не выйдут в свет ни том Джона Донна в серии "Литературные памятники" (основным переводчиком должен был быть Бродский: сбылось буква в букву – книга так и не была издана), ни наша с Александром Лавровым статья с приложениями «Стиховедческое наследие Андрея Белого» в журнале «Вопросы языкознания» (академик был его главным редактором и всячески споспешествовал опубликованию данного «опуса»). Статью (имя Андрея Белого, а тем паче его неопубликованные тексты были тогда практически запретными) опубликовал лет десять спустя легендарный Юрий Михайлович Лотман в одной из легендарных тартуских «Семиотик» ("Труды по знаковым системам"). В начале девяностых годов Иосиф Александрович хотел дописать пару страничек к моей рецензии на первое издание книги Константина Азадовского "Небесная арка" (переписка М.И.Цветаевой с Р.М.Рильке). Не сложилось по причине, о которой я умолчу. Вот и все. Не густо, но занятно.