Обезьяны, человек и язык

Гарднер анализирует эти сопоставления не для того, чтобы умалить достижения детей или дискредитировать Брауна, которого он называет «своим сторонником среди психолингвистов». Он лишь подчеркивает, что поскольку при исследовании детей заранее известно, что языку они со временем научатся, то это обстоятельство порождает известную леность при разработке экспериментальных методов сбора и анализа данных, показывающих, как именно дети овладевают языком; с другой стороны, убежденность в том, что шимпанзе не способны обучиться языку, сказывается в недооценке соответствующих данных по шимпанзе. Сравнивая успехи Уошо в овладении языком с успехами детей, Гарднер приходит к заключению, что в подходе к изучению общения у человека и животных существует качественный разрыв, хотя в процессе эволюции такого разрыва, если исходить из известных данных, не было. «Если принять, – заключает он, – что, исследуя процесс овладения языком, мы должны учитывать лишь четкие и однозначно интерпретируемые данные, то на основе таких данных мы должны будем признать, что шимпанзе при обучении языку обнаруживают большие способности, чем человек». Конечно, если использовать данные, полученные более совершенными методами, то обнаружится, что человек превосходит в этом отношении шимпанзе. «Но, – добавляет он, – в этом случае следовало бы также использовать бо́льшие выборки данных и подвергнуть исследованию много большее число шимпанзе».

Питер Марлер выбрал в качестве темы своего сообщения «Стратегии развития и разнообразие сигналов». Ученый задается вопросом, существует ли непрерывный переход от коммуникации животных к человеческому языку, если рассматривать лишь один его аспект – обучение устной речи. Эта сторона дела крайне важна, поскольку является ключевой в процессе «становления языка в том виде, в котором он нам известен, и во многих отношениях столь элементарна, что представляется исследователям человеческого языка тривиальной». При обсуждении этой проблемы Марлер старается показать, что, во-первых, устное (голосовое) обучение имеет место не только у человека, но и у других живых существ; во-вторых, некоторые экологические аспекты могут привести к тому, что голосовое обучение окажется для вида адаптивной стратегией; и в-третьих, как у человека, так и у других животных существуют специфические механизмы развития голосового обучения.

Упомянув о Саре и Уошо, Марлер сказал: «Эти исследования, к моему удовлетворению, показали, что многое из необходимого для овладения человеческим языком потенциально присуще шимпанзе и может быть развито, если при обучении пользоваться жетонами или жестами». Он также согласен с Примаком и Гарднерами в том, что общие операциональные принципы языка важнее, нежели конкретный носитель, используемый при передаче сигналов. Поскольку присущие языку основные черты обнаруживаются не только у человека, но и у других животных, Марлеру представляется важным пролить свет на то, как у человека возникла устная речь – основное средство нашего общения друг с другом.

Прежде всего Марлер кратко рассказал о роли устного обучения при анализе развития речи у детей. В исследованиях механизмов овладения синтаксисом и грамматикой существуют два основных направления: изучение общих для различных языков черт, проявляющихся в речи взрослых, и изучение развития речи у детей. При обоих подходах в соответствии с бихевиористской точкой зрения ошибочно считается, что новорожденный ребенок подобен чистому листу бумаги. В действительности, сказал Марлер, «развитие речи предопределено некоторыми обстоятельствами, задающими конкретные направления развития». Марлер считает само собой разумеющимся, что речь – это нечто большее, чем просто результат культурной традиции; немаловажна также и биологическая предрасположенность. Важнейшим условием для развития речи, по словам Марлера, является способность управлять звуками, обращенными к потенциальному собеседнику.

Аргументируя этот тезис, Марлер анализирует голосовое обучение у животных. Казалось бы, естественнее всего начать с наших сородичей-приматов. Однако ученый замечает, что голосовые возможности приматов весьма ограничены. Но среди птиц он обнаружил таких, для которых голосовое обучение является «ключевым процессом в их естественном развитии». Это две отдаленные в родственном отношении группы: воробьиные птицы и попугаи; возможно также, что голосовое обучение характерно и для колибри и туканов. Он заметил, что у этих птиц происходит обучение определенным звукам, содержащимся в индивидуальном репертуаре одних птиц, но отсутствующим у других.