Обезьяны

За задницей Пола появилась Белинда, врач обернулся и увидел, что ее сопровождает самый «крутой» самец в команде, Ал, со смирительной рубашкой в лапах.

— Успокаивающее прихватила «хуууу»? — забарабанил Пол пальцами по предплечью Белинды.

— Да, — отзначила она. Пол медленно распахнул дверь.

— «Хуууу?» Саймон, меня обозначают…

— «Ррррааааа!» — Обезьяний вопль заглушил негромкие вокализации Пола, а воздушная волна смела его жесты. Саймон на задних лапах возвышался на куче покрывал, наваленных посреди гнезда. Его шерсть не стояла дыбом, но он агрессивно сутулился, скалил зубы и рычал: «Ppppaa! pppaaa! рррааа?». Одной передней лапой он схватил простыню, другой — подушку и начал махать ими, угрожая Полу. Психиатр сделал шаг назад и наполовину спрятался за дверью. Пол не впервые сталкивался с психотиками и хорошо знал, что демонстрацию силы от ее реального применения отделяет тонкая граница — невидимый барьер, окружающий Саймона Дайкса, — и что ему не стоит ее переступать.

— «Хууууу» Вожак ты мой! — постучал Ал по спине Пола. — Я-то думал, он безобидный. Может, кольнем ему седативненького «хуууууу»?

— «Хууугрррннн», — ответил Пол и показал Саймону: — Вот что, Саймон, мы не причиним тебе никакого вреда…

— «Ррраааа!» Прочь отсюда, прочь, мерзкая тварь, чертова макака! Не подходи ко мне, не подходи, не подходи-и-и! — замахал лапами Саймон и запустил в Пола подушкой — вдвойне бесполезное действие: мало того, что она была мягкая, так еще и не долетела до цели. Саймон шагнул к краю гнезда. Пол вышел из-за двери в надежде, что заставит сумасшедшего шимпанзе отступить, но Саймон и не думал отступать — он прыгнул, оттолкнувшись от гнезда задними лапами, и головой угодил Полу прямо в солнечное сплетение. Тот даже не успел нырнуть за дверь — Саймон опрокинул его, а заодно и Ала на паркет. Передние лапы Саймона стиснули горло Пола, когти вонзились ему в шею, и этот тактильный знак означал лишь одно — психиатру не жить. Но какие лапы, с удивлением ощутил Пол, это же лапы детеныша, вернее, силы в них, как в лапах детеныша.

Не долго думая, дежурный врач взял себя в лапы и нанес нападающему прицельный удар в живот. Саймон громко щелкнул зубами от боли, закашлялся и скатился с Пола.

— «Уууааа!» Ты что, очумел?! — Пол схватил самца за загривок и огрел его пару раз по морде. Саймон заскулил от страха и боли. — Да что с тобой в конце концов, самец? Кокаину перебрал «хуууу»?

Пол взял Саймона за загривок и тряхнул еще разок-другой, но сразу понял, что сопротивления ждать не приходится. Голова художника безвольно билась о грудь психиатра. Глаза закатились, видны только белки. Сжатые в кулаки лапы даже не били, а только касались шерсти Пола там, где у него задралась куртка.

— Так я показываю, может, кольнем ему «хууу»? — показал Ал, выпрыгнув из-за правого плеча Пола. За ним стояла Белинда, потрясая зажатой в лапах смирительной рубашкой. Звон кожаных застежек передавал ее мысль лучше всякого жеста.

— По-моему, нет необходимости «уч-уч», Саймон, — показал Пол самцу, чью голову уже держал в лапах, словно детеныша. — С тобой все в порядке «хуууу»? Бедный мой шимпанзеночек, «чапп-чапп» тебе не больно? Все в порядке? Не бойся, все будет хорошо… «Хууу» Саймон? Саймон? «Уч-уч» мы его теряем.

Последний жест предназначался команде «скорой» — голова художника упала врачу на грудь, а худое вытянутое тело с мокрой от пота шерстью коричневым ковром распласталось у его ног.

— Он потерял сознание, — не оборачиваясь, показал Пол коллегам. — Сознание обезопасило тело — сделало за нас нашу работу. Хотя, покажу я вам, атаковать он атаковал, но силы у него в лапах не было ни на йоту. Ни на йоту.

— Полезай на спину.

— Что?

— Полезай мне на спину — ты будешь клюшкой для гольфа, а я — сумкой. — Мягкие звуки, ноги трутся о простыню. Холодные руки между лопаток. Потом губы, там же. Теплая рука обвивает живот Саймона, другая расправляет волоски у него на затылке.

— «Мммффф».

— «Мммффф», — мычат они в унисон, садятся на корточки и засыпают.

Направо травы, налево цветы. Направо травы, налево цветы. Голова Саймона беспомощно бьется о металлический подголовник кресла, которое санитары несут по дорожке к машине мимо единственной зеваки — пожилой соседки. Саймон на миг очнулся, но тут же снова потерял сознание.

— Можно я залезу тебе на голо-ову? — Плач детеныша, высокий, но с нотками отцовского сарказма.

Он не отвечает. И снова:

— Можно я залезу тебе на голо-ову? — Это Магнус, или Генри, или Саймон — хотят, чтобы их взяли на руки, обняли. Совершенно необходимо, чтобы их обняли.

— Можно я…