Обезличенные (СИ)

Если бы кто-нибудь год назад сказал мне, что я займусь написанием писем, я смело бы послал его лесом, для уверенности приправив пожелание увесистым пинком. И вот теперь я сижу в сырой вонючей конуре и пытаюсь сочинить для тебя трогательное послание. Что делать, приятель, таковы времена! Я вообще не уверен, что моя исповедь когда-нибудь доберется до адресата, но мой нынешний сосед, немного сохранивший остатки здравомыслия, пообещал отыскать тебя, хоть его словам нет всестороннего доверия. Ладно, Гурий, довольно предисловий. Я хочу извиниться перед тобой за свой несдержанный нрав и выразить надежду, что однажды ты забудешь о том эпизоде, что завершил наше недолгое знакомство. Я никогда не считался образцом воспитания, но даже мне сейчас кажется, что я немного перегнул. Хотя, какое там «немного!» Очень рассчитываю, дружище, что с тобой сейчас все в порядке, и ты не держишь на меня зла. Еще раз, прошу прощения.

З.Ы. И еще я не отказался бы снова поучаствовать в тех приключениях, что так внезапно обрушились на мою голову полгода назад.

С уважением, Волков Г.»

Я осторожно свернул изрядно потрепанный листок и спрятал в карман. Мои синяки и перелом, на которые так деликатно намекал мне Волков Г, давно срослись и зажили, я больше не злился на несдержанного знакомца, и отчаянно жалел, что наша полудружба закончилась, толком не начавшись. Перед моими глазами возник тот самый эпизод полугодовой давности, который явился тому причиной.

Покинув безумного вершителя судеб, психиатра Матвея, Гошка до самого дома сохранял почти дружеское молчание, изредка разбавляемое ничего не значащими фразами, и только втиснувшись в сырую съемную клетушку, позволил тщательно сдерживаемым эмоциям вырваться на волю. Пощелкав бесполезным выключателем, Волков развернулся ко мне и, не оповещая о намерениях, со всей силы врезал мне в челюсть. От неожиданности я пошатнулся, но на ногах удержался, и, не желая провоцировать поножовщину, миролюбиво пробормотал, сплевывая на пол:

«Завязывай, приятель, так мы ничего не решим…»

Однако мои слова послужили мощным катализатором Гошкиных дальнейших действий, стоивших мне физического благополучия. Из невнятных Гошкиных реплик, сопровождавших весьма профессиональные боксерские удары, становилось понятно, что главным ответственным за весь хаос, что сейчас творился за стенами неотапливаемого жилища, назначался исключительно я, и только мне предстояло держать ответ за содеянное. Я кое-как уворачивался от пинков, по мере сил отвешивая сдачу, но, воспитанный улицей Волков, не оставлял мне шансов. Мои уверенные реплики о том, что на моем месте мог оказаться любой другой, что скорей всего, так и случилось, что мое участие в создании хаоса минимально, в рассмотрение не принималось, а только озлобляло везунчика-дальнобойщика. В конце концов, исчерпав все аргументы, Гошка распахнул дверь, и с силой вышвырнул меня за порог, не желая больше ни секунды находиться в моем преступном обществе. Я послушно скатился по ступенькам, все еще не до конца придя в себя от воздействия возвратного зелья, и грузно шмякнулся о перила, добравшись, наконец, до подножия лестницы. Подниматься обратно и доносить до злобного Георгия очевидные факты категорически не хотелось, и я медленно побрел прочь, обдумывая свои дальнейшие шаги.

Мое изгнание с относительно комфортной территории состоялось в самом начале зимы, когда по тротуарам уже мела первая поземка. Возвращаться в мою собственную квартиру, заботливо атакованную скорбящей тетей Надей, смысла не имело, а куда возвращаться еще, я не знал. Мои побитые бока надоедливо напоминали о себе, а глаза застилали распухающие синяки. В другое время, не омраченное вмешательством наглого Матвея, сострадательные граждане наверняка отправили бы меня в ближайший травм пункт или, в самом крайнем случае, от души навалили бы полезных рекомендаций, однако сейчас они просто текли мимо, даже не поворачивая ко мне головы. Я не мог их винить за равнодушие, косвенно чуя свою собственную вину в происходящем. «Чертовы деньги, — думал я, шлепая по ледяному ветру, — их нет даже для съема какой-нибудь общажной комнатушки на задворках вселенной.»

Внезапно в мою гудящую голову влезла мысль о давно заброшенном садовом участке, некогда принадлежавшим моей семье в мои подростковые годы. Садовое товарищество располагалось у черта на рогах, тащиться через весь город и еще десяток километров желания не возникало, но настойчиво разыгрывающаяся непогода не оставляла мне права на капризы. Я тяжко выдохнул и зашагал вдоль узких тротуаров.