Объезжайте на дорогах сбитых кошек и собак

— Жестянка из-под зубного порошка «Новость»! — радостно всколыхнулся Сенька и растроганно-грустно добавил: — Сколько вместе прожили, а теперь годами не видимся…

— Мой прокурор говорит, что в наше время могут дружить между собой только люди, которые вместе живут или вместе работают…

— Очень правильно говорит твой прокурор! — серьезно согласился Сенька, а потом засмеялся. — Слушай, Борь, не можешь потолковать с ним, он меня не возьмет к вам? Будем с тобой вместе работать и дружить, как раньше…

— Прекрасная идея! — усмехнулся я. — Думаю, мой прокурор ни перед чем не остановится, лишь бы укрепить нашу пошатнувшуюся дружбу. Только я не понял: тебе что, твоя работа не подходит?

— Почему? — возмутился Сенька. — У меня место прекрасное! Только очень хлопотное. С утра до ночи беготня, вздохнуть некогда…

— Это хорошо, когда работы много. Ты не жалуйся. Плохо станет, если выгонят, тогда и дела кончатся.

— А я и не жалуюсь! Но времени мало, ни на что не хватает. Кстати, ты сегодня пойдешь на поминки?

— На какие поминки?

— Так сегодня девять дней Васе Дрозденко… Ты что, эту историю не слышал?

— Слышал. Так, краем уха…

— Ничего себе! Краем уха! Весь город об этом говорит! А ты у себя там краем уха слышал! Это городская сенсация!.. Совсем вы бандитов распустили — живых людей давить!

— У меня таких сенсаций полный сейф. Я этого Дрозденко и помню-то совсем плохо. Он, кажется, старший брат Славки нашего?

— Ну конечно! Мы со Славкой вместе в первый класс пошли, а Васю, покойника, из седьмого вышибли… Помнишь, они в бараке за вторым двором жили…

— Да я у них дома никогда и не был… И Славку много лет не видел…

— Боря, поверь мне, старому другу, — портит тебя твоя работа. Очерствел ты, браток! Видел, не видел! Какая разница! Мы со Славкой десять лет дружили, такой кусок жизни собакам не бросишь. А у него горе большое, брат единственный погиб. Им сейчас сочувствие, уважение к памяти усопшего дороже хлеба! Ты бы надел форму, зашел к матери поклониться, глядишь, на том свете не один грех простят… Жизнь у тебя ведь мрачная, чужими слезами огорченная…

— Ты нравишься мне своей сердечностью, Сеня. И склонностью научить других правильно жить, понимать и чувствовать. Воистину глупый любит учиться, а умный умеет учить…

— Смеешься надо мной? — укоризненно покачал он головой.

— Да нет! Наверное, действительно в прокуратуре люди от работы черствеют, а в конторе по ремонту квартир мягчают… Я подумаю над твоими словами… Вот ты и подвез меня до работы… Слушай, Сенька, а ты не боишься так быстро ездить?

— А чего бояться? — озадачился он.

— Как чего? Правила нарушаешь, права отнимут…

Сеньки засмеялся.

— У меня не отнимут! — и добавил снисходительно: — Мне можно, разрешение имею… И номер у меня — будь-будь! С двумя нолями…

— Да-а? — поразился я. — И что они значат, эти ноли?

— Ну, в общем-то, ничего как бы не значат. Но гаишнику, постовому намек: это, мол, непростой человек, хороший парень, надо деликатно отнестись…

— Интересно! — хмыкнул я. — А тебя не смущает, что два ноля пишут на дверях сортира?

— Нет, не смущает, — заверил меня Сенька.

Я пожал плечами и вылез из уютной, теплой капсулы-кабины, укачивающе мягкой, пропахшей бензином, пластиком, табаком «мальборо», хорошим одеколоном, помахал ему рукой.

— Ну, пока… Даст бог, свидимся…

— Хорошо бы! И главное, чтобы не на поминках, а на празднике! Или по делу…

— По делу лучше не надо, — суховато заметил я.

— Ай-яй-яй, Борисок! Что, кроме уголовных, других дел в мире нет?

— Есть, наверное. Есть. Но мне достались только уголовные…

3 глава

Как быстро пролетели утренние часы! И все-таки я успел довольно много сделать — прямо-таки душит огромное количество писанины. А кроме того, подбирал хвосты, подтягивал концы, раскидывал все второстепенное, поскольку многолетний опыт добросовестного работника, не хватающего звезд, подсказывал мне, что давно заслуженный и все-таки достаточно внезапный уход Пети Верещагина на повышение сулит мне некоторые неприятности в виде дополнительно переброшенных дел, которые я должен буду заканчивать вместо него. Тут, собственно, и роптать-то не на что, дела ведь не могут ждать, пока придет новый человек. Вот нам, следователям, и раскидают их, всем братьям и сестрам по серьгам. С учетом нашей добросовестности, квалификации и загруженности.

Я и не удивился нисколько, когда распахнулась дверь, влетел стремительно Петька Верещагин — он не ходил, он всегда бегал, — руки ему оттягивали три увесистые папки.

— Неслыханное драматическое действо, — сказал он, загораживаясь от меня томами. — Сейчас будет совершаться убийство прямо в стенах прокуратуры. О помиловании не молю, убивай только не очень мучительно…

— Будь моя воля, я бы тебя по древнему обычаю…

— Это как?

— Как всякого перебежчика, четверкой лошадей растянул…

— Ничего себе гуманист! Бывший товарищ, называется! Проклинаешь меня?

— Не очень. Капризы судьбы: одним пироги и пышки, другим синяки и шишки…

Петька сбросил на мой стол папки, а сам устроился в любимой позе — посреди кабинета верхом на стуле.