Обгоревшее лицо

Я встал, держа в одной руке негативы, а в другой — пачку фотографий.

— Это что? — спросил он.

Я еще раз на него нажал.

— Фотографии. Ты оказал мне огромную услугу. Пат, и я вовсе не такая свинья, чтобы просить тебя еще об одной. Но я хочу кое о чем поразмыслить, Пат. Представляю тебе дело, а ты поступишь, как захочешь. Это источник существования Гадора, Пат. — Я помахал фотографиями. — Снимки, используя которые, он вымогал или собирался вымогать деньги у людей; преимущественно сняты женщины и девушки, некоторые из фотографий исключительно гнусные.

— Если завтрашние газеты сообщат о том, что в этом доме обнаружен такой клад, то уже в следующих номерах будет помещен длинный список исчезнувших. Если газеты не сообщат о фотографиях, список, возможно, будет короче, но не намного. Некоторые из клиентов знают, что здесь их фотографии. Они будут ожидать, что полиция начнет розыски. Из-за этих снимков женщины совершали самоубийства. Снимки эти — динамит, который может разнести в клочья множество людей, Пат, и множество семей...

Ну а если газеты сообщат, что Гадора убили, а прежде он успел сжечь множество фотографий и бумаг, изобличающих его? Тогда, может быть, самоубийств и не случится. И, возможно, разъяснятся и многочисленные исчезновения людей за последние месяцы. Что ты на это скажешь, Пат? Все зависит от тебя.

Пожалуй, еще никогда в жизни я не демонстрировал подобного красноречия.

Но Пат не стал аплодировать. Он начал ругаться. Он обкладывал меня основательно, с ног до головы, самым жутким образом. Он награждал меня такими эпитетами, отпускал такие словечки, каких я никогда не слышал от человека из плоти и крови, а тем более от такого, которому можно дать в морду.

Когда он закончил, мы отнесли фотографии, бумаги и найденный в сейфе блокнот с адресами в соседнее помещение и загрузили все в железную печурку. В тот момент, когда все ее содержимое превратилось в пепел, мы услышали наверху шаги полицейских.

— Это последняя вещь, которую я для тебя сделал! — заявил Пат. — Больше ни о чем не проси меня, пусть хоть тысяча лет пройдет.

— Последняя, — повторил я за ним, как эхо. Я люблю Пата. Он очень порядочный парень. Шестая фотография из пачки была фотографией его жены... легкомысленной, с огоньками в глазах дочки императора кофе.