Во-первых, не исключено, что и «законодательная», и «образцовая» модели не самодостаточны. Например, такие религиозные кодексы, как христианские заповеди, представляют собой простой список запретов и наставлений. Однако круг ситуаций, вызывающих нравственную неопределенность или требующих проявления нравственной интуиции, гораздо шире. И он не сузится, даже если удлинить перечень запретов и предписаний до 613 заповедей Торы. Религиозный «кодекс» – и в этом его основная проблема – должен быть достаточно абстрактным, чтобы его можно было в неизменном виде применять к любым возможным ситуациям. Именно поэтому в большинстве случаев, когда мы сталкиваемся с такими религиозными кодексами (как правило, в письменных культурах), имеется большой массив дополнительной литературы, поясняющей тонкости их применения. Так произошло в христианстве, в иудаизме с составлением Талмуда, а также в исламе, где к разным заповедям Корана добавляется обширное собрание изречений Пророка. Как ни парадоксально, несмотря на то что божественные заповеди дополняются и уточняются подготовленными толкователями, многие верующие, как мы видим, имеют самое смутное представление даже об изначальном перечне. Не принадлежащим к этим религиям может показаться странным, что многие христиане с трудом припоминают список заповедей, а многие мусульмане не слишком твердо знают, что же именно предписывает Коран. Однако удивляться не стоит. Человеку важна практическая применимость, возможность соотнести предписание с конкретной ситуацией, но именно тут кодексы теряют большую часть своей релевантности.
У «образцовой» модели проблема зеркально-противоположная: примеры для подражания всегда слишком конкретны. Жития описывают конкретные деяния конкретных людей, но применить их к разнообразию других жизненных ситуаций, не дополняя соответствующими умозаключениями, невозможно. Да, это прекрасно, что добрый самаритянин отдал свою одежду раздетому, но как спроецировать этот поступок на совершенно иные жизненные условия? Положительные примеры хороши, только если вы понимаете, где, когда и как им можно последовать.
Однако чрезмерная абстрактность кодексов и чрезмерная конкретика образцов для подражания – только часть объяснения. Должно быть что-то еще, что делает модель «заинтересованной стороны» особенно убедительной для человеческого сознания. До сих пор я говорил о связи религии и нравственности так, словно нравственность сводится к простому перечислению запрещенного и рекомендуемого. Однако на самом деле она гораздо сложнее.
Этические рассуждения и этические ощущения
У всех нас имеются интуитивные нравственные установки («знакомая забыла кошелек, я должен его вернуть»), нравственные суждения («он должен был вернуть знакомой кошелек»), нравственные ощущения («он украл кошелек своей знакомой, как мерзко!»), нравственные принципы («красть – плохо») и нравственные понятия («хорошо», «плохо»). Как же это все организовано в сознании? У соответствующих психических процессов есть две стороны. С одной стороны, за организацию нравственных суждений отвечает система правил и умозаключений. У человека имеются самые общие принципы («не причиняй вреда другим, если они не причинили вреда тебе»; «поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой» и т. п.). На этих принципах строятся самые общие шаблоны. Если вписать в них конкретные данные – имена участников, характер рассматриваемого поступка, – у вас получится этическая оценка определенной ситуации. Эта модель называется