Объятья

Очевидные вопросы пришли на ум первыми. Где я? Как долго я нахожусь здесь? Я здесь умру?А потом начали просачиваться остальные. Кто-нибудь будет действительно скучать по мне? Я решу вопросы с Линкольном, прежде чем один из нас умрет? Это делает Ангел света или Ангел тьмы?

Вопросы продолжали прибывать, пока я шла покачиваясь по бесконечной пустыне. Песок был глубоким и мягким, и пейзаж не менялся. Даже после многочасовой прогулки, я почувствовала, что все еще стою на том же самом месте.

Вопросы стали уже намного упрощенней. Где же я оставила бутылку с водой? Кто-нибудь видит мою бутылку с водой? Это... кровь?

Последнее частично меня вывело из бреда, я приложила руку ко рту и почувствовала, как влага сочится из моего носа, смешиваясь с песчинками, прилипшими к лицу. Обезвоживание и усталость навалились на меня. Я позволила небольшой струйки крови проникнуть в рот, чтобы смочить язык, который отчаянно старался избежать сухости. Мое тело ощутило рвотные позывы. Возможно, это было… наказание.

Я решила проверить телефон снова, хотя знала, что на экране ничего не будет, аккумулятор умер. Когда я вытащила руку из кармана, листок бумаги поплыл к земле. Я нагнулась, чтобы поднять его, и упала на колени. Я даже не пыталась встать. Это было стихотворение, которое моя мать оставила мне. Я посмотрела на него, пытаясь понять слова через затуманенное зрение. Мне удалось, разобрать первые четыре строки.

Ты должна любить небытие,

Ты должна сбежать ото всех.

Ты должна остаться одна

И не к кому не идти.

Я сидела, моргая глазами, пытаясь сохранить хоть немного влаги в них. Я избрала для себя путь в пустоте, небытие; я сбежал от себя и тех, кто любил меня; и я остался абсолютно одна. Я вспомнила, как я не могла довериться Стеф или папе. Что-то щелкнуло. Я моргнула снова и сосредоточилась на стихотворении.

Ты должна быть очень активной

И освободиться от всего.

Ты должна освободить заключенных

И заставить тех, кто свободен.

Если понимать это в буквальном смысле, я была активной как черт, я - пленник своей воли. Может быть, заставлять тех, кто свободен, означало возвращать изгнанников на суд и защищать свободу воли. Я попыталась сглотнуть, но во рту пересохло. Вот почему моя мать оставила мне стихотворение? Это должно было помочь мне найти выход? Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Каждый вдох, который я делала, обжигал мне горло, жарил изнутри. Я едва смогла различить следующие строки.

Ты должна успокоить наболевшее

И все же ничего не делать для себя.

Раны Линкольна и прыжок к верной смерти в значительной степени покроют это.

Ты должна выпить воду страдания

И зажечь огонь Любви дровами добродетели

Тогда ты окажешься в истинной пустыне.

Я знала достаточно, чтобы понять, что это не имеет смысла, напиток был предложением, я его взяла, и если это страдание, которое они имели ввиду, так оно и было. Прямо сейчас, я не знала, была ли я в настоящей пустыне. А любовь и добродетель казались далеко.

Встав на ноги, было очевидно, что отдых не помог. Я, спотыкаясь, побрела, падая на колени каждые несколько шагов. Силы подходили к концу. Я подняла голову и посмотрела вдаль на пространство небытия и решила, что независимо от того, что моя жизнь мне готовит, это будет лучше, чем то, что передо мной.

Из зеркала песка появился лев, величественный и дикий. Он прошлепал по песку, оставляя небольшой порыв ветра на своем следе. Это было не очень хорошим признаком. У меня начались галлюцинации. Я смотрела в восхищении, когда мой лев спокойно расхаживал по кругу приблизительно в десять метров шириной. Когда он дошел до того места откуда начал, он прошел в центр круга, остановился и повернулся ко мне лицом. Золотой огонь ревел в его блестящих глазах, когда его взгляд встретился с моим. Я задалась вопросом, должна ли я бояться его, но потом вспомнила, что это была галлюцинация. Итак, я стояла и смотрела в яркие глаза своего льва, так как я знала, что он был моим львом во всех отношениях.