Объятия страсти (СИ)

Магический след, щедро разлитый в окружающем пространстве, вел его вперед лучше всякого маяка. Господи, сколько же их было! Мужчина успевал только все сканировать на своем пути, раскидывая поисковую сеть, хотя и знал, что вряд ли это даст какой-нибудь результат. Энергия в воздухе буквально искрила, уходя утолщающимся шлейфом по коридору за угол, откуда исходили отворачивающие чары. Значит, Аррен успел-таки наложить их, чтобы никто из людей ничего не заподозрил, прежде чем ринуться в бой. И то хорошо. Завернув, Шорм аж присвистнул от удивления. Содранная с петель дверь держалась на честном слове, открывая свое нутро, но не это так поразило его. Тонкая, буквально в миллиметр толщиной пленка была растянута по всему проему, создавая впечатление своеобразной занавеси, накинутой на нее, и отсвечивала едва уловимым голубоватым светом. Искусно сплетенное кружево непроницаемости — ни звукам, ни физическим объектам не проникнуть ни туда, ни оттуда. Умно. Замечательный способ выиграть время. Ведь, чтобы взломать его, необходимо много сил и умения. Весьма покореженное плетение, наверняка ребята постарались, когда взламывали, вот только кружево все равно затормозило Шорма. Пару секунд у него было такое ощущение, будто он проходит через густой кисель, потом отпустило. Оказавшись внутри, оглянулся, кабинки вдоль одной из стен не оставляли простора фантазии относительно предназначения данной комнаты. А вот пленка, оказывается, заслоняла не только проем, но распространялась по всему помещению, ложась на стены тонкой невесомой вуалью. Создатель кружева наверняка лежит где то здесь, остывая — выкачал из себя все силы. Пролом в стене нашел сразу, энергия буквально завязывалась узлами за ним. Пол был завален разнокалиберной крошкой, покрытой тонким наслоением серой арматурной пыли.

Аккуратно скользнув в проем, Шорм сжал ладони в кулаки, рассматривая комнату. Трупы, не один. Много. Около семи-девяти. Не стал считать. Взгляд застыл на Ларосе. Мертв. Сжал челюсти еще сильнее, пытаясь справиться с нахлынувшей яростью, так что в ушах раздался противный скрежет. А ведь еще второй есть. Взгляд метнулся дальше, пока не наткнулся на Аррена, раскинувшегося в луже собственной крови. Ублюдки! Эрик находился чуть в стороне. Присев на корточки, мужчина склонился над телом одного из своих подчиненных. Шорм шагнул вперед, встав за спиной своего предводителя. Эйрис. Жив, хоть и дышал через раз, весь в собственной крови, с распоротыми ранами, все пытался сказать что-то Эрику, но тот, четко контролируя свои эмоции, хладнокровно латал его, грубо, топорно, но споро. Потом другие члены клана позаботятся о ювелирности работы, пока же надо было убрать основные повреждения.

— Надо найти остальных, — коротко обронил Шорм, пытаясь загасить в себе ярость, сейчас ему нужен был трезвый рассудок, и если уж Эрик это понимал в сложившейся ситуации, то он тем более должен был совладать со своими чувствами.

Развернувшись, мужчина позвал одного из серафионов.

— Осмотри все, Маркон, где-то здесь еще двое наших.

— Один, — хмуро бросил Эрик, перебивая его.

Шорм резко вскинул голову, всматриваясь в него, после чего внимательно осмотрел помещение.

— Уверен?

— Думай, о чем спрашиваешь! — прошипел Эрик, не отвлекаясь от своего занятия.

Помедлив немного, Шорм кивнул стоявшему рядом серафиону, и тот тут же исчез выполнять приказ, оставляя их одних. Эйрис был не в счет, так как еще полминуты назад уплыл в спасительное забвенье.

— Когда?

— По дороге сюда.

— Эрик, ты мой шурин и друг, почти брат, глава клана, но еще одна подобная выходка и за последствия я не отвечаю, — четко выговаривая слова, негромко, оттого более весомо, проговорил Шорм. — Ты понимаешь, что мог попасть в аварию. А если бы на тебя напали темные?! Твой резерв еще не восстановился до конца!

— Не слишком ли много ты требуешь от меня? — глаза мужчины полыхали едва сдерживаемой яростью.

— Этим ты ей не поможешь, — стоял на своем друг, печально смотря на него, благо Эрик не видел этого, занятый лечением.

Вскоре нашли Кристофа. Сильно потрепанный, с глубокими рваными ранами и множественными переломами, но все же живой, чего нельзя было сказать о Карсе. Это война, открытая, грубая, без всяких правил и чести. И каждый осознавал это. Сколько раз Эрик предупреждал Совет об опасности, сколько уговаривал! Поздно, слишком поздно до них дошла вся серьезность ситуации. Исправить уже ничего нельзя было.