Объявляю убийце голодовку

Алка снова принялась мне сватать «исправившегося» Витюшу и упрекать в душевной черствости. И совсем даже не испытала раздражения, услышав треньканье звонка на входной двери. Любого посетителя, кроме бывшего супруга, я готова была принять с чувством благодарности за отсрочку от нотаций и от хозяйственных забот.

Оказывается, я рано радовалась. Двух представителей органов правопорядка я все-таки не ждала.

Я с ужасом смотрела на упитанного коротышку с пивным брюшком и на его еще менее рослого, зато даже более откормленного напарника, обремененного огромным вислым носом и массивными оттопыренными ушами. Более чем щедро отпущенные, так сказать, части тела и лица отнюдь не наводили на предположение о наличии столь же внушительных умственных способностей. Скорее всего, это был тот случай, когда переизбыток чего-то одного компенсировал отсутствие остального.

Они что, прямо сейчас меня арестуют? Или заманят в отделение милиции под предлогом дачи показаний или еще какой-нибудь подобной ерунды, а там уже наденут наручники и сунут в камеру?

— Вы сегодня выходили из дому?

— Кажется, нет, а что? — Подобного вопроса я, признаться, никак не ожидала.

Свои преступления против буквы закона я совершила значительно раньше, и, пожалуй, как раз сегодня упрекнуть себя мне было не в чем.

Ах ты господи, да как же я забыла?! Ночная побудка склочной собачницы! Эта грымза не поленилась натравить на меня милицию! Вот ведь дрянь! Впрочем, осознание того факта, что никакие наветы старой коммунистки не могут быть достаточным основанием для ареста, привело меня в состояние тихой радости. И оба перекормленных мента из потенциальных тюремщиков и гонителей моментально перешли в разряд милейших созданий. Я даже предложила им чаю.

— Или, может быть, кофе?

Сгодилось и то и другое, в дело пошли и любовно сделанные Аллочкой продуктовые запасы.

«Боюсь, подружке снова придется прогуляться в супермаркет», — подумала я, когда господа наконец вспомнили, зачем пришли, и снова принялись интересоваться, чем я сегодня занималась.

— Из дому я еще не выходила, хотя собиралась. А что?

— А в окно не выглядывали?

«Хотя бы из вежливости, могли ответить на мой вопрос, — рассердилась я. — Я из-за них опять буду выслушивать Алкины претензии по поводу пустого холодильника, а они еще и хамят».

— Конечно, выглядывала, — не удержалась я от едкой реплики. — Я вообще от окна не отрываюсь! Чем еще на пенсии заниматься?

— Пенсия по выслуге или инвалидности? — деловито поинтересовался колобок, представившийся Петром Сергеевичем, и рыкнул на напарника: — Иван, ты не отлынивай, записывай показания гражданки.

Но то, что сорвалось с губ оскорбленной гражданки, записывать было не обязательно. За время службы оба, я полагаю, наслушались еще и не такого, так что вряд ли я их сильно удивила. Тем не менее, моя несдержанность самым неблагоприятным образом сказалась на установившемся было взаимопонимании.

— Вы, гражданка, не хамите! Мы как-никак при исполнении! За нанесение оскорблений можете и срок схлопотать!

— Да это еще кто кого оскорбил! — возмутилась я. Может, у меня, конечно, вид и не самый цветущий, и на комплименты я не нарываюсь, ну уж причислять меня к пенсионерам и инвалидам им явно не стоило.

— Значит, не на пенсии? — скрупулезно уточнил обидчик. — И квартиру не покидали, и в окно сегодня не смотрели?

— Господи, да что я, помню, смотрела или не смотрела?! Вы скажите конкретно, что от меня надо!

— А конкретно, нам надо знать, вы труп видели или не видели, — огрызнулся старшой, которого я мысленно переименовала в Петрушу. Боюсь, о моих умственных способностях впечатление у него сложилось ничуть не лучше, чем у меня о его собственных дарованиях.

Аллочка, которой наскучило подслушивать под дверью, не оставила мне времени переварить услышанное, а милиционерам нарадоваться на мой обалделый вид. Причем первоначально никаких скандальных намерений у нее не было. В ярость, которая по счастливой случайности выплеснулась не на меня, а на истинных виновников, ее привел вид остатков продуктов.

— Кто дал вам право ни свет ни заря вламываться к законопослушным труженицам и терроризировать их?!

В своем благородном порыве Аллочка была прекрасна, я ею искренне любовалась. Но насчет «ни свет ни заря» она, пожалуй, погорячилась. Все-таки второй час пополудни…

— Вам что, заняться нечем?! — неистовствовала подруга. — В Москве уже все серьезные преступления раскрыты?!

Считать затравленное молчание ментов знаком согласия Аллочка не пожелала и обвинения в адрес бездельников в милицейской форме не сняла.

— Вы эту бабку больше слушайте! Она вас вообще каждый день вызывать будет! По всяким пустякам.

Милиционер помоложе наконец стряхнул с себя оцепенение и попытался вклиниться в Аллочкину прочувствованную речь.

— Значит, труп — это для вас ерунда?! — поинтересовался он и съехидничал: — К счастью, так считают не все, а только «законопослушные гражданки». Хорошо, что вызвавшая нас, как вы выразились, бабка — она вас, кстати, помоложе будет — думает иначе.