Объявляю убийце голодовку

— Не очень, — признался главный негодяй, — но мы уже очень хорошие… гм… друзья. Во всяком случае, у Аллочки от меня нет секретов, — добавил он. — И слушается исправно.

«Врет, все врет!» — билось в голове, но разумом я не могла не понимать, что вводить меня в заблуждение мерзавцу не для чего. Если он просто хотел мне сделать побольнее, достаточно было намекнуть, что Алла у него и он с ней сделает что-то ужасное. И тем не менее, думать о подруге как о предательнице я не могла. Ну не могла, и все тут! Следовало сконцентрироваться на побеге, чтобы не упустить хоть малейший представившийся шанс, а мысли о подруге вышибали почву из-под ног и делали внутренние страдания нестерпимыми.

С этим разберусь позднее, решила я. Сейчас актуально только то, что помощи не дождаться, значит, я могу рассчитывать только на себя. Не очень, по правде говоря, утешительное соображение!

Планов по спасению у меня не было. Да что там говорить, у меня не было ни одной стоящей идеи, самой захудалой мысли не приходило в голову. Как избавиться от пут, потом от этого бандита, потом от всех остальных преступников, которых тут, должно быть, толпа? А уж о том, как отсюда стану выбираться, сокрушив все это мафиозное гнездо, я и подавно не размышляла. До фантазий ли в моем положении. Вот если бы со мной был Гена… А кстати, что с ним? Неужели на моей совести его смерть?

— Где Геннадий? — строго спросила я.

— Кто-кто?

— Геннадий. Мой любовник. — Я сама от себя не ожидала столь дикого признания, но выражение лица мерзавца не шло ни в какое сравнение с моим собственным удивлением. Он выглядел просто потрясенным.

— А… зачем ты его… ну… по голове? — осторожно осведомился мужик. И мне показалось, немного подался назад. Хотя я была связана и безоружна.

— Поссорились, — кротко ответствовала я. — Так что с ним?

— Да пока ничего, — отмахнулся Иван Сергеевич. — А ты что, всегда так… обижаешься?

Воцарилось недолгое молчание. Похоже, мужик возносил Господу благодарственную молитву за то, что ему не пришло в голову поухаживать за мной.

На всякий случай я кивнула, и мужик неосознанно поежился. Я решила ковать железо, пока моральный дух противника сломлен. Мне обязательно нужно увидеться с Геной. Он сумел одолеть нехлипкого Олега, будучи связанным, как и я. Каким образом? Понятия не имею. Но почему бы не попробовать еще раз? Вместе у нас вдвое больше шансов.

— Я хочу его видеть, — безапелляционно сообщила я. — Имею я право на свое последнее желание, в конце концов?!

Судя по ожившей мимике собеседника, право-то я имела, но выполнять он его не собирался.

— Значит, боитесь? — вздохнула я. — Беззащитную связанную женщину.

— Да таких беззащитных на цепь сажать надо, — огрызнулся пристыженный бандит. — Ты мне скольких уже перекалечила!

— Ну-ну, — пригорюнилась я. — Боишься, значит. Умирать от руки мужчины не обидно. А вот быть убитой трусом — оскорбление. Ну да ладно, то, что мужики почти перевелись, не твоя, гад, вина. Эта национальная трагедия. Всеобщая, можно сказать, боль.

Мучиться со всеми россиянами мужик не собирался, угрызаться совестью тем более. Он рассвирепел и заорал, чтобы я не брала его на понт. А потом вылетел из комнаты, как будто с ним я тоже собралась «поссориться».

Оставшись в одиночестве, я снова вспомнила Клементину. Создавалось впечатление, что героиня бессмертного произведения сделалась прямо-таки моей путеводной звездой. Уж она бы точно сидела и сокрушалась по поводу постигших ее бедствий. Я что, состязаюсь с ней в скудоумии?

Я пристыженно заерзала, и руки, стянутые за спиной проклятым скотчем, поцарапались о какую-то деталь моего собственного туалета. Вот ведь бестолочь! У меня есть великолепная булавка, а ломаю голову, как мне освободиться! Да еще и уповаю на Геннадия. Теперь, между прочим, моя очередь его выручать!

Усилия от меня потребовались титанические. Кто полагает, что перепиливать несколько слоев отечественного скотча булавкой — удовольствие, может на досуге потренироваться. Правда, у меня было преимущество. Ежеминутное ожидание собственной гибели невероятно стимулирует если не умственную активность, так уж физическую точно.

Бронзовая танцовщица оказалась менее увесистой, чем мне мечталось. Пустая она, что ли, внутри? Безобразие! Времени на поиски чего-нибудь более приемлемого у меня не оставалось. Мой главный мучитель, по-видимому, уже выплакал свои обиды и теперь торопился обратно. Торопливые шаги, приглушенные ковровым покрытием, приближались. Я метнулась к двери и изготовилась к бою.

Удар я нанесла со всей силы. И не попала по голове только потому, что неверно рассчитала местонахождение этой самой головы. По моим прикидкам, ей следовало находиться значительно выше. Но я же не ожидала, что под руку мне снова подвернется любитель пышных форм! На этот раз пострадало плечо.

— Твою мать, — вызверился мужик, хватаясь за травмированную часть тела. — Связать тебя, что ли, не могли?!

— Да я распуталась, — покаялась я. — Не нарочно. Я ведь думала, что это Иван Сергеевич.