Обязалово

Поведенческие реакции человека задаются тремя основными источниками: влиянием семьи, социума и генетикой. Причём влияние семьи, обычно — наименьшее. А с учётом того, что у аристократов воспитанием детей занимаются слуги, а не родители, что попаданец постоянно занят своим попадизмом… Превалировать будут нормы средневекового социума.

Те немногочисленные попаданские истории, которые доведены до описания взрослых детей несколько… недостоверны.

Поразительно: конфликт «отцы и дети» — общеизвестное явление в психологии, в русской литературе. Просто — по жизни. Этот конфликт многократно усиливается в среде эмигрантов: дети растут в другой среде и не воспринимают стереотипы и ценности родителей.

Лимонов, высланный из СССР, как-то сказал: «Никогда не прощу того, что мы с дочерью видим сны на разных языках».

Сходная картинка в ситуациях социальных катаклизмов: «сын на отца».

А попаданец и есть источник таких общественных изменений! Если только он не полностью адаптировался:

— Сыночек, а чем вас вчера в гостях угощали?

— Вымоченным в пальмовом вине католическим миссионером. Очень нежное мясо.

— Надеюсь, оно было хорошо прожарено. Как у тебя с желудком?

Ну, значит вы спопадировали в племя «кай-кай». И так полюбили местного вождя… или он вас… что на остальное уже нет никаких слабых попаданских сил. У вас полная адаптация, и идеал, который вы хотите видеть в своём сыне — людоед-гурман.

В душу ребёнка закладывают конфликтующие системы ценностей. Каким он вырастет? Мне — врагом? Как Ярослав Мудрый — Владимиру Крестителю, царевич Алексей — Петру Великому, царь Павел — Екатерине Великой… И что дальше? «Иван Грозный убивает своего сына»?

Судьба реформаторов на Руси — вражда с собственными детьми?

Взял свой дрын, пристукнул её по спине. Не сильно — чисто символически. Демонстрация «права суда и казни». «Казни» богини смерти?! И она это покорно приняла!

Искренность, не наигранность моей реакции, что Мара уловила, и противоестественность для «Святой Руси», по базовой для туземцев — «все ж это знают», «с дедов-прадедов заведено есть»… теме — её потрясла. Заставила резко расширить границы допустимых идей. Включая идею потери «царства мёртвых». Которое оно считала своей неотъемлемой, «вечной» собственностью.

Иллюзорная опасность потерять привычную иллюзию. Риск утратить виртуальное пространство — «царство смерти» — в виртуальном времени — вечности, заставил её подчиняться мне в реальности. Ничего нового — все религии на этом построены.

Уже за дверями услыхал, как она выдохнула. И сам выдохнул — опять живой остался. И, вроде бы, «с прибылью». Но чего делать с этой моей тайной? Как теперь жизнь строить? Боярство это…Что-то мне всё Акимовы словечки в голову лезут: «Индо ладно. Поглядим». И пожевать чего-нибудь хочется. Хоть бы рушничок какой.

Свойство сиё, обнаруженное Мараной, немало потрясло меня. Однако же было лишь ещё одним, добавочным, качеством, что отделяли меня от сего мира, от людей в нём живущих. Зная, что обычная, главная здесь цель — продолжить и приумножить род свой — мне недостижима, принуждён я был к достижению целей иных.

Знание сиё по временам защищало меня ото лжи разной. Немало женщин, побывавших в моей постели, приносили мне младенцев со словами: «Вот господине! Младенец от тебя народился!», ожидая от этого наград да подарков дорогих. Ну я и награждал. За обман — полной мерой.

Не имея детей своих, кровных, не имел я и повода отделять чужих от своих. Не от кого. Посему и почитают многие меня «в отца место». А через это, через множество да учёность «иванычей» — «сирот всеволжских» — и Русь держится.

Конец тридцатой третьей части

Часть 34. «В чешуе, как жар горя, 33…»

Глава 204

Вспоминая последующий месяц, ныне я осознаю, что тогдашнее моё нервное напряжение было вызвано более всего незнанием обычного крестьянского образа жизни. Переживания мои проистекали от неумения предусмотреть ближайшее будущее, отделить вещи важные от желательных и вовсе несущественных.