Обязалово

Мужики пытаются осмыслить ситуацию. Понимаю — не просто. Я, фактически, отдаю Немату в долг его же деньги. Николай ещё ситуацию до конца не просёк, но слово «рез» — процент уловил и начинает улыбаться.

Аким хмурится — как бы урону чести не было. Немат пытается на пальцах понять — как же это оно… Со стороны его жестикуляция выглядит, как имитация сношения ёжиков.

— Дык… это ж что? Два ста сестрице нынче. Да два ста тебе? Или как?

— Ты два ста гривен отдать должен? Всё, считай, что они уже не твои. А я их тебе сохраню. Они тебе — как найденные. Вы все думаете про то, как бы найти денег, чтобы их сестрице отдать. А я — про то, как бы денег вообще не давать. Я — придумал. Цена выдумке — два ста гривен с резой. В удобное для тебя время. А не нынче, когда тебя да сударушку твою с сыночком в брюхе, в ошейниках на торг выволокут.

— Эта… Ага… Типа: уже нет… а тута… типа нашёл… Не, если не давать… А епископ? А выдумка-то в чём?

— Николай, второй ряд пиши — об отдаче сестрицы Варвары в ученицы к пряхам в «Паучью весь». По обычаю.

Проглотив воздух, присутствующие начинают дискутировать новое коленце моего составного плана:

— И-ик… и чего? Ну будет нитку прясть… да чего ей учиться?! Она ж поди и сама… Не хрена себе…! Ну боярич! Ну голова! Игуменья только зубами ляскнет!.. Постой, а про чтой-то? Чего-то тут? Не понял я… Да ты как с рожденья об порог уроненый… А ежели она, к примеру… А инокини эти как? А и хрен им в грызло всем троим — закон же ж…

Народ бурно переживает понятое. Поняли — не все, и, кажется, не то. Придётся объяснять.

— Доля в наследстве — её. Хочет забрать — её воля. Но, Немат, ты в дому старший. Сестрица — в воле твоей. Нельзя сказать ей: «не дам тебе твою долю». Можно сказать: «пойди туда, куда я велю». А велишь ты учиться доброму делу — тонкую нитку-«паутинку» прясть. Такое умение и сестрице твоей, и монастырю — весьма на пользу.

— Так. Ага. Ну. А серебро?

— Какое? Если Варвара нынче идёт в научение, то — не идёт в монастырь. Стало быть, и вклад на пострижение — делать некому.

— Ага. Ну. Так. А после?

— А после, Нематушка, будет через семь лет. По обычаю. И будет сестрица твоя к тому времени — детной, мужней, взрослой бабой. Который все эти «невесты христовы»… будут до одного места.

Мужики ошарашено хмыкали и ахали, пытались состыковать детали моего плана и осмыслить элементы предлагаемого решения. Жестикуляция, сопровождавшая мысли и междометия, описывала уже не только ёжиков, но и всё животное царство.

Ребятки, историю учить надо! Идея отнюдь не моя.

В 18 веке Екатерина Великая ввела запрет на продажу русских крепостных за границу. Но светловолосые северянки высоко ценились в гаремах востока. И тогда благородные россияне-дворяне нашли простое решение: отправлять крепостных девок в Хорасан для обучения ковроткачеству.

Обучение ремёслам за границей государством поощрялось — никаких проблем. Мелочь мелкая: срок обучения — тридцать лет.

Я просто следую обычаю: традиционно всякое обучение идёт семь лет. Другое дело, что в науку отдают детей. Да и по многим ремёслам во многих местностях сроки другие. Но я беру обычный максимум, и опротестовать, исходя из традиции, это не удастся.

Здесь средняя продолжительность жизни взрослой женщины — 32 года. Половину она уже прожила, почти четверть — проведёт в ученичестве. Через 7 лет это будет уже другой человек с другими целями, желаниями, проблемами. С другой жизнью.

И ещё: всё Средневековье и Древность имеет место странное для меня сочетание «личной собственности» и «личной зависимости». «Разбогатевший раб» — постоянно.

Для меня это бред: если есть ресурс, то его надо превратить, прежде всего, в свою собственную свободу. Но аборигены предпочитают «имение» — «воле».

Не воспользоваться этим парадоксом — глупо. Нужно только его увидеть. Мне, чужаку, попаданцу он просто по глазам бьёт.

А дальше — мелочи:

— Не. Не пойдёт она. Шуметь будет, буянить.

Экие вы ребята… «Кавказскую пленницу» не смотрели:

— А кто её спрашивать будет? Брат сказал — ей надлежит исполнить. Связать, замотать, заткнуть. Согласно его воли.

— А инокини? Такая свара начнётся… Они ж следом побегут, посаднику жаловаться будут, тот стражников пошлёт, догонят, в поруб кинут до разбирательства…

— Верно говоришь, Немат. Поэтому посуху уходить нельзя. Надо уходить водой. У тебя, я гляжу, лодейка на бережку лежит. Добрая?

Обговорили детали. Немат в какой-то момент забылся, начал за лодейку денежку требовать. Пришлось объяснить: мы-то встали да пошли. А его сестрица будет его бабу и дальше за волосья таскать. До полного излечения от беременности.

На дворе уже сумерки, сходили глянуть лодку, весла собрали, припас кое-какой. Баба Нематова вышла, снедь нам собирает.

Тут-то до города всего-то ничего — часа два пешком. Но гостя без подарков отпустить — не по обычаю. Хоть пирожков, а положить надо. Следом Варвара со своими «воронами» во двор выкатывается:

— А эта… падла брюхатая где?

— Дык… вроде в поварне пряники медовые нам в дорогу собирает.

Инокини строем в поварню — любят монашки сладкое, а я Варвару придержал: