Обязалово

Можно и воду лить. Но — нету. И если поймают — не «мати сварить» будет, а местные вполне… сварить живьём могут.

Каменная лестница вывела под стеной храма в боковой неф. Кажется, нет никого.

Две свечи у аналоя, на ступеньках перед царскими вратами — блестящий ящичек. Не может быть! Наконец-то мне повезло! Столько обломов и провалов! Но теперь… Ну очень похожий ковчежец!

Я переступил на ступеньку выше, оглядывая зал.

Факеншит! Всё-таки невезуха продолжается: на полу, в паре шагов перед ящичком лежала человеческая фигура. Серое одеяние, раскинутые крестом руки. Ещё один истово уверовавший? Стражник? — Вряд ли — ростом невелик. Но шум — подымет.

Придётся нейтрализовать. Ножичком под лопатку? — Грязно. Кистенёчком? Удавкой? Потом оттащить тело в подвал, завалить мусором… найдут — когда завоняется. Меня уже… — и след простыл.

Рядом раздался вдох. Ох уж это пресловутое женское любопытство!

Любая женщина постоянно хочет одного и того же — чего-нибудь новенького. Варваре тоже захотелось. Судя по внезапно распахнувшимся глазам и прижатой ко рту руке — что-то новенькое она увидела.

Я чуть оттолкнул её вниз, спустились ниже уровня пола, чтобы звук не шёл в зал.

— Ты чего?

— Это… это — сама… Там — Евфросиния лежит. Сама. Молится.

— Хм… С чего взяла?

— Сегодня на молитве… Ты, видать, не слышал, бабы говорили — платочек серенький, по краю — серым шёлком крестики вышиты. Ты сам-то глянь.

Я выглянул. Если знать куда смотреть… да есть крестики. Как же всё-таки мужчины и женщины по-разному видят мир! Мне бы и в голову не пришло обратить внимание. И угробил бы будущую святую. И себя. Потому что без неё караван не уйдёт. Убийцу будут искать и найдут. Подставить кого-то… Кроме Варюхи — некого. А её история снова приведёт ко мне.

У-у-у блин!

Так. Шаг назад. Мне нужна не мёртвая монашка, а вон та деревяшка. Можно ли взять деревяшку, не потревожив монашку? Теоретически — «да». Типа: спит или в отключке валяется.

Но… у меня нынче — «чёрная полоса». Как на зебре. Дальше — или белая, или… хвост. Мда. Поэтому — не надеяться на везение.

— Варя, спрячешься за дверкой, и будешь сидеть тихо как мышка. Пока я не позову. Только на мой голос. Давай, давай.

Ну что ж ты так пугаешься! На тебя глядя, остаётся только изображать полную храбрость и абсолютную безбашенность.

Я осторожненько поднялся в зал. Сквозняка нет — двери храма закрыты. Глаза привыкли к свету свечей, к полутьме пространства и освещённости царских ворот. Иконостас богатый, но ещё молодой — блестит здорово. Так как же эту… Предиславу Полоцкую… уелбантурить? Чтобы она не вякала? Ни нынче, ни после?

Я — тощий, плешивый, козлище-спермотозаврище. Меня можно постоянно критиковать за… за это самое. Только вы сами придумайте другой способ подавить психику этой женщины.

Чего-нибудь внутривенно для отбивания памяти на фоне потери сознания? А разве я против? — Где взять? Тогда — чем-нибудь тяжёленьким по голове? Ага. Она — дама в возрасте. Бздынь — покойница. Ты — следующий. На костре, под совершенно справедливое ликование толпы.

Слова-словечки? Доводы-причины? Давайте договоримся? — Не смешите мои седые… Ну, что там у меня поседеет после этой ночи. Ей любые ваши сотрясения воздуха… У неё сёстры-княжны строем ходят! Она полоцких князей как старое тряпьё перетряхивает! Она так мономашичам мозги вынесли, что они завет самого Мономаха порушили!

Так что, Ваня, хочешь — не хочешь… Опять обязалово.

«Сегодня ночью женщина в годах
Запуталась ногами в алтарях…».

Сколько же ей лет? А какое это имеет значение? Какое имеют значение мои предпочтения, склонности, чувства? Моё личное мнение здесь никому не интересно. Сделай своё дело или сдохни.

Дело — подавление психики преподобной. Инструмент… ну, что выросло.

«— Мадам, я мечтаю познакомить вас со своим близким другом!

— Он такой близкий?

— Ближе не бывает. Между ног болтается, на «х» называется…»

Или — на «пе», или на «че», или на «ще»… Или на любую другую букву любого алфавита. Это тот случай, когда мы все, весь русский народ можем дружно сказать:

— Есть такая буква!

Давай дружок, «вставай, проклятьем заклеймённый». И — «смело в бой пойдём. В борьбе за это».

Выдохнул и двинулся к лежащей фигуре.

До последнего момента теплилась надежда, что она так и будет глючить — балдеть в молитвенном экстазе. Но распростёртая фигура начала шевелиться и что-то бормотать.

Три длинных шага с одновременным доставанием реквизита, падение коленом ей на спину, отчего подтянутые уже к плечам руки подкосились, и преподобная ткнулась подбородком в пол. Щелчки наручников на вывернутых к затылку запястьях. Мячик, который я постоянно на руке подкидываю — в открытый для аха рот. Платочек с серыми крестиками — сдёрнуть вперёд на глазки. И ремешком мячика всё это и примотать.

Тут она рванула.

Никогда не ездил верхом на преподобных. Ну что сказать… — родео.