Обязалово

Помер бы Немат за компанию с родителями — и вопросов бы не было — Варвара унаследовала бы всё. А так он должен приданое дать. Поскольку Варвара метит в «невесты христовы», то и размер её доли… как в голову пришло.

— Если мне ей отдать — вотчине конец. Людям, которых я сюда набирал да устраивал — бежать надо отсюда бегом. Мне… холопский ошейник. Задолжал я немало — отдавать нечем. Осенью бы… А, без толку! Всё прахом…

Парень обхватил голову руками и покачался на полке из стороны в сторону.

Кружки пива, выпитой в тепле парилки, оказалось достаточно, чтобы тщательно скрываемые ощущения безнадёжности, безвыходности, неотвратимости приближаемого родной сестрой общего краха, гибели всех планов и надежд — проявились и в голосе, и на лице. Как у «Сплина»:

«Выхода нет, выхода нет,
Выхода нет, выхода нет».

Потом, с вдруг вспыхнувшей надеждой, он повернулся к Акиму:

— Аким Яныч! Батя говорил — ты человек сердечный. Он же про тебя, про дела ваши столько чего сказывал! Я ж всё детство про ваши геройства слушал. Помню — стрелки смоленские по ночам снились. И будто бы я с вами. Ты ж столько раз людей своих из смертных бед выручал. Помоги! По гроб жизни в отца место почитать буду! Выручи! За-ради отца моего! Твоего сотоварища боевого верного!

Аким, как не лестно было ему воспоминания о былых славах, смутился и чуть отодвинулся.

— Ну, то дела были давние, боевые. А ныне-то — беды денежные. Пойдём-ка из парилки, жарко тут.

Жалко было видеть, как вдруг обнадёжившийся Немат суетился вокруг нас, подсовывая то кружку с пивом, то простынку сухую, И искательно заглядывл во всё более мрачневшее лицо Акима.

— А скажи-ка мне, милок, об скольки серебра спор идёт?

— Так… сестрица две сотни требует. Кунскими гривнами. Или вещицами, что были. Меха там, одежонку, прикрасы, посуду… Да какие у меня чары да блюда! Сами ж видите — на деревянном да на глиняном едим!

— Круто берёт сестрица твоя! Не, у нас столько нет. Мы ж покупать идём! У нас же весь прибыток — что мазь в Елно продали! Своё отдать — сами голыми останемся. Твоя, Аким, вотчина — не родившись сдохнет! (Николай крайне недоволен намёками на благое дело в денежном эквиваленте).

— А ты никшни! Твоё дело холопское! Ишь, завели манеру хлебала без спроса распахивать! Разбаловал я вас! Давно кнута не пробывали! Ты, приказчик торговый, лучше сказывай — где серебра взять, чтобы бабьё-вороньё доброго воина не заклевало? Ну!

Ошалевший от бурного наезда весьма смущённого и раздражённого собственным бессилием Акима, Николай несколько растерялся.

В наступившей на мгновение тишине раздалось негромкое бурчание сидевшего в стороне и разглядывавшего свой сапог Ивашки:

— Чего-чего… Будто дети малые. Ваньку спросить.

Ну, ты, блин… «слуга верный»… чего меня-то?! Нечего меня в эти завихрени впутывать — я прогрессор, я нынче прикидываю как мельницу строить. На кой мне эти семейные разборки с наследством? Да ещё с отягчающими в форме суда епископского и княжеского. Да и вообще — у меня ни одной бабы уже почти две недели не было. У меня сейчас все извилины… в другую сторону…

— Что, сынок, придумаешь, где денег взять?

Спросил и смотрит. Все — смотрят. Вылупились. Чуда ждут. Вот я тут ножкой — топну, и в баньке нефтяной фонтан из-под пола ударит!

Не, фигня, потом надо будет двигатель изобретать, нефтепроводы и нефтеперегонные с бензоколонками строить. А денежки — только сильно потом накапают. А вот если подумать…

— А нафиг нам денег? Или мы сами не золото? Николай прикинь-ка ряд с боярином Нематом. Об даче боярину два ста гривен в долг. На год, под обычный рез. Потянешь, Немат? Ладно — на два, возврат пополам: половину — через год, вторую — через другой.

— Вот! Дурень ты, Николашка. Сынок-то мой сразу понял: дело святое, надо помочь, дать серебра сколько надобно. А мы… и сами с божьей помощью… (Аким отстоял своё решение, но несколько встревожен его вероятными последствиями).

— Ты, боярич, как хошь, а я кун не дам! Хочешь — забирай всю кису и сам об ей думай! Ежели денег дать — вотчины в Рябиновке не будет! Хоть голову свою поставлю! (Николай обижен моим согласием с Акимом. И крайне обеспокоен видом грядущей задницы нам всем).

— Ты! Таракан запечный! Ты как с господином разговариваешь…! (Аким из упрямства снова доказывает свою вятшесть. Ставит приказчика на место).

— Ну что вы сцепились, как дети малые? Никто Немату серебра давать не собирается.

Пауза. В полутьме предбанника видно: у Акима — открыт рот, у Николая — открыт рот. И ещё несколько ротовых отверстий в полу-рабочем состоянии. Яков ко мне развернулся, Чарджи аж глазами вцепился.

В углу Ивашко мнёт свой сапог и бурчит под нос:

— Да что ж за бесова забава?! Подмётка третий раз по одному месту… И чего они себе мозги сушат? Боярич же сказал — ряд писать.

— Ежели серебра не даёте, то на что ряд? (Немат напрягся по подозрению «о разводке на бабло»).